Заинтригованный и устрашенный этой мыслью, Коннор принялся за дело: набирая команды, стал выискивать архивные записи, которые могли бы подтвердить или опровергнуть его догадку. Быстро оглянувшись, он отметил, что пол в коридоре, на котором сейчас никто не стоял, снова приобрел вид непрозрачного мрамора. Да уж, не слишком ли много странностей в этом мире, который казался ему таким понятным.
Коннор с горечью вспомнил, как все эти годы насмехался над подозрениями и догадками Эйдана, с пренебрежением отмахивался от них. Секс и сражения полностью захватили его, и только сейчас ему открылось, сколь все это было поверхностно. Реальность оказалась куда сложнее, чем не слишком рьяные поиски чего-то, предсказанного столетия назад.
Кто они вообще такие, эти Старейшие? Кто возлагает на них обязанности? Что так меняет их внешность? И откуда они узнали насчет Ключа? Почему мы не стареем? Ты что, ни разу в жизни ни о чем таком не задумывался?
Ты задаешь слишком много вопросов, Кросс.
Тупица. А ведь он в жизни не отправился ни на одно задание, не продумав, как ему казалось, каждую деталь ситуации. И вот, пожалуйста, оказывается, все это время он понятия не имел о том, что творится на самом деле.
— Ну уж хватит! — Плечи его развернулись, что явилось внешним признаком решительного переосмысления всей его жизни. — Все это должно измениться!
И тут он замер, внезапно услышав свое имя. Он попытался понять, откуда оно донеслось. Оно прозвучало снова, и его округлившиеся глаза поднялись к мониторам.
— Кросс.
На самом крайнем экране справа он увидел сон Эйдана… и Эйдана.
* * *
Протирая лицо лосьоном, Лисса одновременно обдумывала дилемму и гадала, что Эйдан может предпринять в сложившейся ситуации и может ли хоть что-нибудь. Помочь ему в расшифровке старинных книг она не могла, так как не знала языка, однако она заметила, что он купил несколько современных изданий, причем все они так или иначе имели отношение к Стоунхенджу. Она понятия не имела о том, чем вызван его интерес к данному месту, но собиралась это выяснить.
И уж вне зависимости от того, что именно придется для этого делать, она решительно не собиралась допускать, чтобы он вот так взял и исчез из ее жизни. Тем более после того, чем поделился с нею нынешним утром. Ее бессмертный воитель всю свою несказанно долгую жизнь провел, не ведая, что такое любовь, пока не встретил ее. Ныне она стала его сном, его воплощенной грезой, и то был подарок судьбы, от которого Лисса не собиралась отказываться без боя.
Войдя из ванной в спальню, она замерла — Эйдан лежал на кровати и спал. На лице ее расплылась улыбка, сердце радостно забилось.
— Бедняжка, дорогой мой. Даже любовникам из снов порой необходим отдых.
Босиком, придерживая у груди полотенце, в которое была завернута, она прошла по светло-желтому коврику с коротким ворсом к кровати и присмотрелась к его наряду: черным, в обтяжку брюкам и парной к ним безрукавке. В отличие от купленной им вчера одежды, эта сидела на нем как влитая, словно вторая кожа, и при этом не стесняла движений. Незнакомый материал и отсутствие швов напомнили ей о том, что они из разных миров. С замиранием сердца Лисса вбирала в себя его облик, суровые, резкие, но смягченные сном черты. Если не считать серебристых прядей на висках, он выглядел примерно ее ровесником, не старше тридцати лет.
— Как ты красив, — прошептала она и, наклонившись, поцеловала его. — Я люблю тебя.
Эйдан крепко спал.
Продолжая с нежностью поглядывать на него, Лисса надела хлопковое мини-платье с цветами пастельных тонов. Ей необходимо было выпить хотя бы чашку кофе. Лисса была уже на середине лестницы, когда услышала знакомый голос:
— Лисса?
Остаток пути вниз она проделала в спешке.
— Привет, мама.
— Что у тебя там с дверью? — спросила мать, указывая босоножкой на каблуке на расколотую плитку.
— Я что-то уронила.
— Кувалду? — (Лисса рассмеялась.) — Тебе бы только хихикать. — Ее мать подняла голову, прищурилась и тихонько присвистнула. — Ого, а твой парень, кем бы он ни был, видать, не промах. С ходу устроил медовый месяц, а?
— Мама!..
Качая головой, Лисса отправилась на кухню за кофе и обнаружила там накрытую тарелку крекеров с арахисовым маслом и посыпанным сверху изюмом.
— Это еще что такое? — спросила мать с расширенными от удивления глазами, что совсем было на нее непохоже.
В шифоновой цветастой юбке и ажурном голубом топе Кэти, как всегда, выглядела сказочно. Говоря, она беспрерывно жестикулировала, и тонкие золотые браслеты на ее запястьях оживленно позвякивали.
— Это завтрак.
— Тебя что, снова уговорили присмотреть за Джастином?
— Ну уж нет. Это мой завтрак.
Лисса взяла крекер и откусила кусочек. Казалось, что вкуснее ей в жизни ничего не доводилось пробовать. Да и как могло быть иначе, если приготовлено все было любящими руками и напоминало об их ночном перекусе.
— Хм, — поморщилась ее мать. — Ну и где он?
— Кто?
Лисса налила чашку кофе, добавила сливки и заменитель сахара и смыла липкое арахисовое масло.
— Не прикидывайся дурочкой. Я хочу с ним познакомиться. Давно не видела, чтобы ты так здорово выглядела.
Улыбаясь, Лисса взяла еще один крекер и прошла к своему любимому стулу у барной стойки.
Мать последовала за ней и, увидев множество книг, нахмурилась:
— Он у тебя что, профессор? — А затем, присмотревшись к томикам, добавила: — Или студент?
— Что-то в этом роде.
— Зачем темнить? Не люблю этого.
На миг Лисса напряглась, боясь, что ей придется объясняться насчет тома, украшенного драгоценными камнями, но он оказался заваленным бумагами, так что, к ее облегчению, вопрос отпал.
— Больно ты любопытна.
— Стоунхендж, а? Мне всегда хотелось там побывать.
— А мне нет.
Ей и слышать не хотелось ни о чем, что могло означать разлуку с Эйданом. Ей хотелось так много узнать о нем, показать ему, разделить с ним. Он рассказывал, что знает о ней все, потому что в Сумерках заглядывал в ее мысли, и ей требовалось время, чтобы узнать его так же хорошо.
— Он что, в магазин отправился? — спросила, оглядевшись по сторонам, Кэти. — Небось, увидев твой странный завтрак, решил купить настоящей еды. Ну правда, Лисса. Нельзя же кормить мужчину… вот этим.
— Он спит наверху.
— О-о-о!
Лисса тут же пожалела о сказанном, потому что и возразить не успела, как ее мать устремилась к лестнице. Она только и смогла, что броситься следом с шипением:
— Мама, это слишком даже для тебя.