— Это все?
— Да.
Лиззи вполне может оказаться слабым звеном, подумал Мак-Алистер, но у него хватило ума не бросать тень на горничную в присутствии Эви.
— А как насчет тех, кто работает с вами?
— Никто из них не знает, кто я такая. Мы общаемся друг с другом, главным образом, по почте, и большинство из нас пользуются псевдонимами, В те несколько раз, когда я встречалась с другими, я старалась тщательно скрывать лицо.
— Все равно, кто-то же должен знать вас. Как, например, вы узнали о существовании группы единомышленников? Кто поручился за вас?
В самом деле, не может же непосвященный мимоходом наткнуться на тайную организацию, да и сама организация не станет принимать в свои ряды новых членов без должной рекомендации.
— Ах, да, — закивала Эви. — Леди Пенелопа Катлер, подруга моей тетки и фактический спонсор нашей деятельности. Леди Терстон знала о ее работе и познакомила нас, когда убедилась в том, что я разделяю их убеждения.
— Значит, эта идея принадлежала вашей тете?
— Да.
Мак-Алистер задумчиво кивнул. Оказанная поддержка и сама работа, вне всякого сомнения, помогли девушке вновь обрести и себе уверенность, которую разрушил бессердечный отец.
— И как давно это случилось?
— Одну минутку…
Эви задумалась, и на лбу у нее пролегли очаровательные морщинки.
— Примерно шесть лет назад, не возьмусь сказать точнее. Леди Терстон позаботилась о том, чтобы я провела свой первый «лондонский сезон»
[6]
, не отвлекаясь… на посторонние темы.
— А где сейчас находится леди Пенелопа?
— Она умерла. Четыре года назад.
— Мне очень жаль.
Произнося эти набившие оскомину слова, он чувствовал себя по-дурацки. Точно так же он чувствовал себя, когда она рассказывала о своем отце. Он хотел бы предложить ей нечто более весомое и красноречивое, нежели избитое «мне очень жаль» или «он — засранец». Но с тех пор, как он в последний раз давал себе труд подбирать слова, особенно нужные, прошло очень много лет.
Эви покачала головой.
— Все в порядке. И потом, я не слишком хорошо ее знала.
Мак-Алистер и сейчас сумел удержаться от облегченного вздоха. Но тему разговора все-таки сменил.
— А в чем, собственно, заключается ваша работа?
— Это зависит от времени, места и необходимости. Я пишу письма членам парламента и газетчикам, анонимно, разумеется. Я слежу… — Оборвав себя на полуслове, она склонила голову набок, глядя на него. — Полагаю, вас интересуют только те аспекты, которые могут представлять потенциальную опасность?
Да в твоей работе вообще нет ничего безопасного, подумал он, но предпочел согласно кивнуть, а не вступать в полемику. Будет лучше, если он выслушает сначала самое худшее.
— Хорошо. Я была кем-то вроде связной для женщин — иногда женщин с детьми, — которые хотели сбежать от тягот своей невыносимой жизни.
— Каким образом?
— Их переезд — как правило, за рубеж, хотя и не всегда — организовывается заранее, но всегда существует риск того, что женщина может передумать и вернуться к своему супругу, или отцу, или кому-нибудь еще, и при этом признаться во всем. В качестве меры предосторожности она получает лишь те сведения и денежные средства, которые достаточны для прохождения ею одного отрезка пути. Кто-нибудь из членов нашей группы встречает ее в конце каждого этапа, передавая ей деньги и сведения, необходимые для следующего отрезка. Вот этим я и занимаюсь.
Сердце замерло у него в груди.
— Значит, вы лично встречаетесь с этими женщинами?
— Да, но я скрываю лицо под вуалью и остаюсь с ними ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы передать деньги и…
— И никто в Бентоне не обратил внимания на одинокую женщину под вуалью, которая то и дело появлялась на станции дилижансов?
В тоне девушки зазвучали высокомерные нотки:
— Вы начисто отказываете мне в благоразумии, как я посмотрю. За последний год на станции дилижансов в Бентоне я встречалась всего с двумя беглянками.
— Всего с двумя? — переспросил он.
Это и впрямь сужало число тех, кто мог бы отомстить ей.
— На станции дилижансов в Бентоне — да. Еще двух женщин я встретила в книжной лавке. С другой женщиной, которая прибыла в нанятом фиакре, я встретилась на заброшенной дороге. Еще три женщины ждали меня в окрестных деревушках. В минувшем году все было точно так же, за исключением того, что вместо книжной лавки я воспользовалась таверной Мавера, не встречалась ни с кем на заброшенных дорогах, а на станции дилижансов разговаривала всего с одной беглянкой.
Мак-Алистер нахмурился. Получается, за прошедшие несколько лет она имела дело с достаточным количеством женщин, всякий раз появляясь под вуалью и одним своим видом вызывая подозрения. Не говоря уже о любопытстве, которое всегда возникает при виде таинственной и загадочной незнакомки.
— Рано или поздно, но вас кто-нибудь заметит, — сказал он. Эви недовольно поморщилась, но, к его удивлению, согласилась:
— Знаю. Пройдет еще год, и мне придется оставить эту работу на какое-то время. Заняться чем-нибудь другим или продолжить свою деятельность, но уже в другом месте. Так, как это было в Лондоне.
— Вы встречались с этими женщинами и в Лондоне?
При одной только мысли о том, что Эви бродила по окраинам Лондона в одиночку, у него вспотели ладони.
А она, похоже, не заметила его состояния.
— О да, причем намного чаще, чем теперь, но ведь в столице и женщин больше, и мест для встречи тоже, не так ли? И все-таки спустя некоторое время я решила ограничить свое пребывание там.
Разумное решение, вынужден был признать он. Собственно говоря, все то, о чем она ему рассказала, свидетельствовало о наличии у нее здравого смысла. И вдруг он понял, что именно этот факт и приводит его в ярость. Он не хотел, чтобы она проявляла здравый смысл и вела себя разумно. Он хотел, чтобы она продемонстрировала хотя бы некоторую беспечность. Иначе как он может сердиться на нее за то, что она подвергает себя опасности? И это несмотря на то, что он восхищался ее работой и ее мужеством.
Очень маленькая, но эгоистичная часть его сознания требовала найти причину для того, чтобы заставить ее остановиться и образумиться.
И была намерена добиться своего любой ценой.
