Все клиенты на почте оживлённо обсуждали убийство, но поспешили изменить предмет разговора, когда увидели приближающегося Квиллера. На его имя пришло много корреспонденции, даже слишком много, если учесть, что секретарша ушла в отпуск. Так получается всегда. Вот и теперь: спасение с острова Трёх Деревьев и шумиха вокруг убийства вызовут ещё больший поток писем.
Войдя в магазин, Квиллер заметил, что его с любопытством разглядывают покупатели. Владельцу магазина он сказал в шутку:
– Спасибо, что остановил дождь, Сесил. – Хаггинс возглавлял туристическое агентство и считал, что плохая погода лежит на его ответственности.
– Слишком поздно! – сокрушённо ответил тот. – туристы уезжают толпами, и меня проклинают рыбаки. Мы совсем не видели солнца в течение трёх дней… Кстати, – прибавил Хаггинс, понизив голос, – правда ли то. что говорят по радио?
– Горькая правда.
– Знаете, убийство – это очень плохо для бизнеса, даже хуже дождя. Туристам совсем не нравится, что убийца ходит где-то здесь на свободе. А как тело попало в подпол вашего дома, мистер К.?
– Если бы я знал.
– Вам сильно докучает полиция?
– Смею сказать, она докучает всем.
– Они кого-нибудь подозревают?
В разговор вмешался покупатель, огромный человек в пышной ковбойской экипировке и дорогих сапогах.
– Эй, так это у тебя под домом лежит мертвец? – спросил он с глупой улыбкой на своей толстой круглой физиономии.
– Рад сообщить, – вежливо ответил Квиллер, – что этот мертвец там больше не лежит.
– А как он туда попал?
– Не желаете ли, – обратился к колоссу хозяин магазина, трогая его за рукав, – пройти в инструментальный отдел? Нам только что поставили дисковые пилы. Вас они, несомненно, заинтересуют. А как постоянному и солидному покупателю, я дам вам пятипроцентную скидку.
Солидный покупатель переместился в другую половину торгового зала.
– Он бывает несносен, – сказал Сесил, сокрушенно покачав головой, – но покупает инструменты дюжинами, и мне не с руки обижать его. Иногда я чувствую себя виноватым: ведь они ему совершенно ни к чему. Но денег У него куры не клюют, и надо же их на что-нибудь тратить, так пусть уж тратит на электрические пилы. Вот так-то, по-моему. Правильно я говорю?
– Во всяком случае разумно. – согласился Квиллер. – Что слышно про наводнение? Как там дела?
– Хуже некуда. Ручьи из соседних округов выплескиваются в нашу реку. А она вся вздулась и сносит уже мосты. Беда, беда! По радио всё время сообщают, какие дороги закрыты.
Квиллер купил новый фонарик и попросил выпилить запасной ключ.
– Кстати, Сесил, вы записываете, кто заказывает у вас дубликаты ключей?
– Что вы, мистер К.! При той бухгалтерии, какую я веду для налоговой инспекции, где уж мне вести ещё учёт и тех, кто теряет свои ключи.
Хозяин проводил Квиллера до дверей и, когда их уже не могли услышать ни клерки, ни покупатели, тихо произнёс:
– Мне надо кое-что сказать вам, мистер К. Некоторые люди говорят о вас плохое. Мне это не нравится. Для них вы – отличный человек, если тратите деньги Фонда Клингеншоенов на общественные нужды, но, если что-то случается, они готовы смешать вас с грязью.
– Интересное наблюдение, – заметил Квиллер, – но, боюсь, я не совсем понимаю.
Сесил оглянулся вокруг и прошептал:
– Кое-кто здесь – обычно возмутители спокойствия не очень умны – думает, будто это вы убили плотника и закопали тело. Если они не знают правды, то обращаются к вымыслу и в девяноста девяти случаях из ста ошибаются.
Квиллер легкомысленно отнёсся к этим словам Хаггинса:
– Наверное, мне стоит позвонить Глинко и нанять телохранителя.
– Будь я на вашем месте, мистер, я бы вернулся в Пикакс от греха подальше, – посоветовал Сесил, – Шепчутся ведь не только об этом. Ещё говорят, что и Клема Коттла видели в последний раз, когда он работал у вас на строительстве.
Квиллер поблагодарил Сесила за заботу о нём и вышел из магазина. Итак, в мусвиллском обществе появилась новая сплетня. Чем не идея для колонки «Перо Квилла»?
Однако, когда Квиллер приехал домой, его хорошее настроение моментально улетучилось. В доме творилось чёрт знает что! Моментально вспомнились слова Сесила, но Квиллер быстро догадался, кто виноват в учиненном беспорядке. Со стола было начисто сметено всё, кроме пишущей машинки, индейские циновки с изжеванными углами были раскиданы по углам, сумка Эммы Уимзи раскрыта, и её содержимое валялось по всему полу.
– Негодные коты! – закричал Квиллер.
Юм-Юм шмыгнула под диван, а Коко своим обычным путем взобрался на лосиную голову. Бранью ничего не добьёшься. Так они выражали свой протест против сидения в доме и мстили за то, что последние несколько дней Квиллер мало обращал на них внимания. Возможно, коты считали, что он виноват даже в том, что не показывается солнце.
Квиллер терпеливо подобрал с пола настольные принадлежности. Точно так же терпеливо он собрал циновки и содержимое сумочки Эммы.
– Надеюсь, вы понимаете, – обратился Квиллер к котам, – что я претендую на звание святого, убирая всё это с таким величайшим терпением.
Ещё недоставало половины карандашей и ручек, но Квиллер знал, где они. Он взял метлу и стал шарить ею под любимым диваном Юм-Юм. Из-под дивана выкатилось следующее:
– несколько шариков скатанной кошачьей шерсти;
– зубная щётка с красной ручкой;
– две шариковые ручки и одна чернильная с золотым пером;
– три карандаша;
– открытка от Полли Дункан со следами кошачьих зубов;
– дешёвая помада, наверное, принадлежавшая Джоанне;
– белый носок с зелёной полоской.
Чтобы успокоиться, Квиллер налил себе кофе и занялся корреспонденцией. Сперва он прочёл открытку от Полли Дункан, Она никак не могла привыкнуть к климату Англии и простудилась.
– И она думает, что это – проблемы! – пренебрежительно сказал Квиллер. Коты слушали. Следующим он распечатал письмо из Общества помощи престарелым:
Дорогой мистер Квиллер!
Думаю, Вам небезынтересно знать, что вчера наша дорогая Эмма Уимзи праздновала свой день рождения. У неё был торт со свечками. Эмма сидела за столом в бумажной шляпе. Когда медсестра уложила Эмму в постель, та сказала ей: «Я слышу царапанье под дверью». Вскоре она спокойно отошла в мир иной, во время сна. Ей как раз исполнилось девяносто лет.
Искренне Ваша,
Ирма Хасселриг, ОПП,
Главная Канарейка
«Эмма Уимзи прожила долгую жизнь, – размышлял Квиллер. – Она получила образование, вырастила детей, работала на ферме. Молилась Богу, записала свои небольшие истории и провела последние дни среди заботливых "канареек" в желтых халатах». Представив, как эта маленькая хрупкая старушка, в бумажной шляпе на голове, отмечает свой девяностый день рождения, Квиллер почувствовал, что на глаза навернулись слёзы.
