– Мы называем их моделями, – сообщил Двайт. – Среди взрослых гораздо больше любителей моделей поездов, чем среди детей, если верить моим статистическим данным.
– Поправка принята, – сказал Квиллер, который по-журналистски уважал точное слово.
– Ты понимаешь, Квилл, настоящие коллекционеры просто дерутся из-за старых моделей! Флойд заплатил свыше тысячи долларов за паровозик длиной двадцать пять сантиметров в необычной упаковке.
– Так он даст мне интервью?
– Ну, к поклонникам средств массовой информации его не причислишь. Но я его подготовлю. Через пару дней позвони ему в ламбертаунскую контору. Кстати, знаешь, его особняк в Вест-Мидл-Хаммоке называют Круглым домом; он находится в двух милях от развилки, там где Холмистая дорога ответвляется от шоссе Скатертью дорога. Дом невозможно не заметить: рядом с ним – почтовый ящик в виде локомотива. Только без приглашения к Флойду домой не ходи – он ужасно боится ограбления. У него отличная охранная система!
– И когда же Прогулочный поезд отправится в путь?
– Недели через две, самое большее – три. Думаю устроить торжественный пуск: обед с шампанским и жарким, свежие цветы, живая музыка… Пригласить на праздник лучших людей округа. Пусть о Прогулочном поезде узнает весь штат! Билеты на мероприятие будут стоить пятьсот долларов, но доходы от продажи пойдут на благотворительность. Что ты…
– Если вы переведёте деньги в стипендионный фонд нового колледжа, – прервал его Квиллер, – я куплю два билета. Кроме того, стану выкручивать руки Арчи до тех пор, пока он тоже не купит парочку… Налить тебе ещё, Двайт?
– Нет, спасибо. Обойдусь тем, что есть… Слушай, это очень вкусно! Что за закуска? На вид точь-в-точь сухой собачий корм.
– Знакомая из Центра прислала – её собственное изобретение. Она называет их кабиблами.
– Ей нужно придумать упаковку и продавать их.
Пока он говорил, два бежево-коричневых существа бесшумно подкрались к журнальному столику, на котором стояла миска с кабиблами. Существа были совершенно поглощены своей целью, а глаза их, небесно-голубые днем, сейчас, при искусственном освещении, блестели как чёрный янтарь.
– БРЫСЬ! – прикрикнул Квиллер, и существа, распрямившись точно пружина, исчезли, с тем чтобы обдумать следующий маневр. Это были сиамцы Коко и Юм-Юм. Кот, которого по-настоящему звали Као Ко Кун, обладал сильным мускулистым телом и решительным характером. Юм-Юм отличалась от прочих кошек удивительным изяществом, но, как все кошачьи, умела добиваться своего.
– Как сиамцам понравился остров Завтрак? – спросил Двайт.
– Им всё равно, где находиться, – ответил Квиллер, – если им хватает места, чтобы побеситься днём и сладко поспать ночью.
– А что собираются делать с этим бардаком на острове?
– Пока ещё официально не объявили, но компания XYZ теряет своё право на владение курортом, а Фонд К. приступает к наведению порядка на острове. Следует восстановить лесной массив и очистить от мусора отмели. Остальное довершит матушка-природа.
– Большое дело, на мой взгляд, – проговорил Двайт.
– И стоящее.
– А как насчёт гостиницы «Домино» и прочих «Поешь-поспи»?
– Планируется переоборудовать их в турбазы для молодежи, гостиницы для людей постарше и летний лагерь для учеников колледжа. Островитяне же так и будут жить в своей уединенной деревушке, а на элитные поместья поднимут налоги… А теперь, Двайт, расскажи мне о Театральном клубе. О чём шла речь на правлении?
– Мы решили рискнуть и впервые поставить спектакль летом. Меня выбрали сегодня вести протокол, и всё наше обсуждение я записывал на магнитофон. Хочешь послушать?
Двайт вынул из кармана плеер, положил его на журнальный столик. И немного прокрутил пленку вперёд – послышались знакомые голоса. Несмотря на искажения, они всё же были узнаваемы: Ларри Ланспик – владелец универмага, Фран Броуди – дизайнер по интерьеру, Скотт Гиппел – торговец машинами и казначей клуба, сам Двайт и Джуниор Гудвинтер – молодой главный редактор газеты.
ЛАРРИ. Теперь вот что. Учитывая наплыв туристов, может, поставим пьесу летом?
ДЖУНИОР ГУДВИНТЕР. Автотуристам, рыболовам и гребцам некуда вечером пойти, кроме баров. Нет даже кинотеатра.
ГИППЕЛ. Я за то, чтобы рискнуть. Почему бы не загрести часть туристских денежек? Поставим какую-нибудь комедию из репертуара Бродвея, чтобы все за животики хватались.
ДЖУНИОР ГУДВИНТЕР. Или хороший детектив.
ДВАЙТ. Или дачную мелодраму вроде «Крошки Билли», чтобы публика освистала главного злодея.
Л АРРИ. Или мюзикл с малым количеством актёров, типа «Фантазеров».
ФРАН. А мне бы хотелось поставить «Сон в летнюю ночь».
ГИППЕЛ. Психи! Это же Шекспир!
ЛАРРИ. Да, но это комедия, и потом, в ней есть романтическая любовь, очаровательные короткие сценки, да и волшебство. Чего вам ещё надо?
ДЖУНИОР ГУДВИНТЕР. Да, со «Сном» можно здорово позабавиться. В колледже я играл Пэка.
ЛАРРИ. Все костюмы для «Генриха Восьмого» – в подвале. Можно их использовать для придворных сцен.
ДВАЙТ. Расчётливость, Гораций!
ФРАН. Как вы насчёт того, чтобы пригласить школьников в массовку? Мы так делали в «Генрихе Восьмом».
ГИППЕЛ. Наконец-то вы заговорили о главном! Ведь все их друзья и родственники купят билеты. Моё слово: давайте! Сколько детишек мы можем задействовать?
ФРАН. Для тех, кто умеет ходить, ограничений нет. Старшеклассники могут играть лордов и леди, а кто повыше из младших – фей и эльфов.
ГИППЕЛ. Фей и эльфов? Ты что, шутишь? Лучше пусть они будут маленькими зелёными пришельцами. Детишки не верят в фей. У меня трое, и я-то знаю.
ДВАЙТ. Трое маленьких «зелёненьких»? Или трое детей? (Смех.)
ФРАН. Мне нравится эта идея с маленькими «зелёненькими». Давайте так и сделаем. Я бы хотела заняться постановкой.
Двайт выключил плеер.
– И как тебе, Квилл?
– По мне, так всё нормально, но Полли хватит удар, если вы переделаете волшебную сказку Шекспира в фантастику с инопланетянами.
– Это ещё окончательно не решено, но день прослушивания уже назначен. В записи этого нет, однако по предварительному распределению ролей Джуниор Гудвинтер будет играть Пэка, а Ланспики – герцога и его невесту. Также они идут вторым составом на роли Оберона и Титании. Они уже играли этих персонажей раньше, и мы решили использовать несколько фрагментов, так как желательно, чтобы спектакль был сыгран до Дня труда.
Часы пробили одиннадцать, и сиамцы, снова прокравшиеся в комнату, многозначительно уставились на гостя.
– Ладно, мне пора, – внезапно сказал он. – Спасибо за всё.