— Дорогая, ты уверена, что с тобой все хорошо? — Легкое волнение послышалось в учтивом голосе Мориса, когда он заключил в объятия упиравшуюся Кэти.
После недавних прикосновений Рейфа руки жениха показались Кэти совершенно чужими. Кэти даже напряглась вначале, забыв о присутствии Арми, и лишь с трудом заставила себя немного расслабиться.
— Этот негодяй никуда не денется, — заверил ее Морис, обводя изящную линию ее скулы мягкой подушечкой пальца с тщательно ухоженным ногтем. — Больше ему не представится случая испугать кого-нибудь из нас.
Рука Мориса скользнула на талию Кэти. Другой рукой он взял ее за подбородок и слегка приподнял его. Прежде чем Кэти сумела возразить, Морис привлек ее к своему гибкому холеному телу и заставил замолчать поцелуем.
Его крепкие губы, теплые, утешающие руки не вызвали у Кэти отвращения, она была искренне привязана к этому внимательному и галантному мужчине. Но ничто в нем не воспламеняло ее кровь. Кроме того, она слишком тревожилась за Рейфа, чтобы поддаться утешениям.
Она по-прежнему безвольно стояла в объятиях Мориса, когда дверь вновь заскрипела и двое вооруженных federales втолкнули в кухню Рейфа.
— Рейф! — вскрикнула Кэти. — Господи, что они с тобой сделали?
Один из полицейских так сильно ударил Рейфа в спину прикладом винтовки, что Рейф зашатался и упал к ногам Кэти. Его широкие плечи беспомощно поникли. Кэти чуть не расплакалась, увидев кровь в его черных волосах и кровоточащую рану над бровью.
В безмолвном ужасе Кэти опустилась на колени рядом с ним, но, когда встревоженно потянулась, чтобы коснуться его смуглого лица, Рейф гневно отпрянул от ее руки и пронзил Кэти ледяным взглядом.
Страшная опустошенность овладела Кэти. Разве могла она вынести презрительный взгляд Рейфа, в котором сквозило горькое разочарование?
Морис не спеша помог ей подняться и крепко прижал к себе.
— Этот мерзавец не заслуживает ни малейшей жалости. И нет нужды бояться его. Обещаю, больше ты никогда его не увидишь, дорогая.
Смуглое лицо Рейфа сделалось отрешенным, но глаза грозно заблестели. Несмотря на явную ненависть Рейфа к ней, Кэти безудержно тянуло к Рейфу. Она испытывала безумное желание броситься к нему в объятия и слезно умолять о прощении, но вместо этого она стояла, молчаливая и беспомощная, слушая неистовые удары собственного сердца.
Полицейские жестоко обошлись с Рейфом: правый глаз совсем заплыл, нос был разбит. Со лба и из глубокой раны в углу рта сочилась кровь.
Кэти судорожно сглотнула, с трудом сдерживая слезы.
— Рейф, мне так жаль. Я... — Она догадывалась, о чем думал Рейф, и была не в силах выдержать пронизывающий взгляд его синих глаз.
— Неужели?
— Рейф... — Ее взгляд был полон муки.
Он неприятно ухмыльнулся, а затем лицо его застыло, словно высеченное изо льда.
— Будь ты проклята, — глухо произнес он. — Никогда не прощу себя за то, что поверил тебе. Мне следовало знать заранее: ты снова натравишь на меня отчима. Но на этот раз, пока я жив, тебе не видать счастья.
Глава девятая
Каждый вздох причинял Рейфу мучительную боль, воздух с трудом проходил сквозь легкие, отбитые ублюдками полицейскими.
Чего они ждали? Почему не покончили с ним сразу?
В течение двух долгих тоскливых часов Рейф пробыл узником в гостиной Кэти, сидя в податливом пухлом кресле и чувствуя между лопатками дуло кольта. Сквозь засаленный и грязный мундир цвета хаки чувствовалась вонь немытого тела охранника, который дышал ему в спину чесноком и текилой. Этот запах был уже знаком Рейфу: значит, его охранял тот же мерзавец, что гоготал, раздевая и обыскивая своего пленника.
Целый час. Рейф тупо смотрел в пол, но знал, что по-прежнему окружен полицейскими. Связанные руки свисали между колен. Он сидел, наклонившись вперед, и угрюмо изучал подсыхающую кровь на рубашке и прямоугольные плитки пола перед носками своих стоптанных сапог. Главное — не поднимать головы, думал он, иначе сразу увидишь это тошнотворное зрелище: Кэти и Морис, сидящие в обнимку на диване напротив него.
Но, судя по виду Кэти, воссоединение со слюнтяем аристократом ее не радовало. Напротив, она была смертельно бледна и испугана. И нервно вертела на пальце аляповатое кольцо. И каждый раз, когда в огромном бриллианте вспыхивали искры, Рейф испытывал острый и пронзительный укол болезненной ревности. Но, несмотря на ненависть, он мог смело утверждать: Кэти явно не хотела, чтобы события зашли так далеко.
Ее золотистые волосы, еще спутанные после ночи любви, словно сияющим нимбом окружали ее поистине ангельское лицо. Бросая на нее изредка взгляд, Рейф не мог не вспоминать, какой нежной и страстной она была еще совсем недавно в его руках. Ему было невыносимо видеть выражение тоскливого одиночества на лице Кэти и руку Мориса на ее плечах. Несмотря на то, что Кэти выдала его этим подонкам, готовым прикончить его при первой же возможности, Рейф не мог избавиться от мелкой ревности.
— Капитан Гильен!
Громилы в мундирах зашевелились, вытянулись в струнку и щелкнули каблуками. Воинское приветствие, от которого по комнате пронесся ветерок, выглядело таким опереточным, что Рейф с отвращением поморщился.
— Buenos dias
[14]
, — послышался уверенный, самодовольный голос.
Вскинув голову, Рейф вновь подавил приступ тошноты, как только увидел, что в комнату входит Карлос Гильен. Гильен устремил на него немигающий взгляд блестящих глаз, он напоминал хищника, готового нанести последний удар по загнанной в угол добыче, и Рейф понял: ему предстоит скоро умереть.
Он боялся смерти.
— Las esposas
[15]
, — угрожающе произнес капитан, приподнимая наручники и ключ Рейфа и снова опуская их на журнальный столик перед Кэти с таким резким стуком, что она вздрогнула. Вид наручников, невинно покоящихся на холодном мраморе, обжег Рейфа. Гильен расхаживал перед столом, поглядывая то на наручники, то на Рейфа, явно наслаждаясь великим часом, обещавшим ему, безвестному капитану полиции, славу и блестящую карьеру.
Вновь уставившись на Рейфа черными глазами, Гильен вытащил длинную тонкую сигару из тисненого кожаного портсигара. Хорошенько размял ее неожиданно деликатными и утонченными для такого грубоватого человека движениями, а затем прикурил, неторопливо и невозмутимо. С довольным видом прислонившись спиной к двери, негодяй с садистской усмешкой приказал Пите принести ему бутылку текилы. Пита, которая ввиду неприязни именно к этой разновидности мексиканцев прожила незамужней сорок два года, с недовольным видом выплыла из комнаты.
Гильен заговорил на ломаном английском с сильным акцентом, словно гордясь своими познаниями в этом языке:
