Совершенно очевидно, что сказать им больше нечего.
Я подумала, что и мне не стоит распространяться по поводу моего развода. Мы провели приятный вечер, и спать я легла уже очень поздно.
Той ночью мне приснился жуткий сон, за которым последовала целая вереница похожих кошмаров. Я летела, глядя вниз на землю, которая превращалась подо мной в змееподобное чудище. Когда я пролетала над ним, чудище встало на дыбы и поглотило меня. Я падала в кромешной темноте под звуки чьих-то злобных голосов. Я понимала, что произошло. Я — в утробе Шибальбы, а голоса принадлежат Повелителям Преисподней.
Несмотря на склонность к повторяющимся снам, я не сразу поняла то, что мое подсознание старалось мне сказать. Пару лет тому назад у меня была серия снов, в которых я стояла в дверном проеме с чемоданами, не понимая, где я и куда направляюсь. Потребовалось пять или шесть повторов этого сна, прежде чем до меня дошло, и я, собрав свои вещи, навсегда ушла от Клайва.
Оглядываясь назад, я понимаю, что, если бы я придала должное значение тому кошмару и событиям, которые за ним последовали, я, в худшем случае, смогла бы избежать некоторых ошибочных выводов, а в лучшем — предотвратить хотя бы одну смерть.
Ик
Мерида заслуженно пользуется репутацией Уайт Сити, самого чистого и самого красивого города в Мексике, но для меня Мерида — город, чье происхождение, как и происхождение многих других колониальных городов Испании, омыто кровью. Даже в наши дни Мериду продолжают терзать неразрешенные противоречия между поселенцами из колоний и аборигенами, наполняя это место непростой энергией.
Возьмем, например, площадь, где мы с Изой встретились ради альмуэрсо, позднего завтрака, день спустя после моего прибытия. Мы сидели в кафе на площади, которую жители Мериды называют Пласа Гранде, поглощая уэвос ранчерос
[4]
и жадно внимая новостям из жизни друг друга.
Когда мы появились в кафе, некая праздная компания только расходилась по домам после бурных возлияний предыдущей ночи. Мерида — один из городов Мексики, где очень серьезно относятся к карнавалу, и, несмотря на то что официально он проводится в неделю, предшествующую Великому посту, некоторые жители Мериды начинают праздновать задолго до его начала.
Площадь, где находилось наше кафе, официально называлась площадью Независимости и была сердцем Мериды, также как когда-то все это обширное пространство было сердцем огромного города майя Т-хо. С одной стороны площади возвышался собор, построенный в 1561 году из камня разрушенных зданий Т-хо. На южной стороне находился Каса Монтехо. Теперь здесь располагался банк, а когда-то это был дворец Франсиско де Монтехо, основавшего Мериду и разрушившего Т-хо. На случай если кто-нибудь не поймет, о чем речь, на фасаде дворца были изображены испанские завоеватели, стоящие на поверженных воинах майя.
Иза прекрасно понимала значение этого изображения.
— Если бы меня попросили дать характеристику этому городу, я бы назвала его шизофреническим, — задумчиво произнесла она. — С географической точки зрения Мерида, да и весь полуостров Юкатан оказались отрезаны от остальной Мексики. По этой причине у города сформировался особый характер. Мерида, например, колониальный город, что подтверждает архитектура зданий, окружающих эту площадь. Но дух майя продолжал оказывать на это место свое влияние, и, если честно, именно он придает этому месту особую атмосферу Это гремучая смесь. В определенном смысле культура Мексики — единственная в обеих Америках, где старый и новый мир встретились и перемешались. В чем-то баланс был достигнут легко, а в чем-то — нет. Очень похоже на мою семью.
Она улыбнулась.
Я рассказала ей о своем ощущении, посетившем меня днем раньше — о том, что в семействе Ортисов что-то случилось, и о споре, который, как мне показалось, я слышала под своим окном.
— Я почти уверена, что они говорили на языке майя, возможно, юкатанское наречие. Хотя не исключено, что мне все это просто приснилось.
Мгновение она казалась чем-то обеспокоенной.
— По поводу спора я тебе ничего не скажу, я его не слышала, и, возможно, как ты и говоришь, это действительно был сон. Но раз уж разговор зашел о моей семье, то мое сравнение между Меридой и нами очень точное. Алехандро узнал или, быть может, заново осознал, что он — потомок майя. Это стало причиной некоторых трений в семье. Он обвиняет мать в том, что она продалась испанцам.
Она снова улыбнулась.
— Да, я знаю, взрослея, все мы проходим через определенные этапы, когда нам не слишком нравятся наши родители, но Алехандро, похоже, попал в университете в компанию молодых людей, от которых мы не в восторге. Он произносит множество речей, когда вообще соизволяет заговорить с нами, о борьбе с несправедливостью, и его тон сильно беспокоит родителей. Уверена, его разговоры о бунте — обычное юношеское поведение, стадия, через которую проходят все университетские студенты. Конечно, аборигены сильно пострадали от завоевателей, и зачастую они открыто выказывают свое недовольство. Вспомни недавние восстания в Чьяпас.
Я вспомнила. На самом деле я была там в то время — покупала вещи для магазина. Бунты были подняты в Новый год и продлились несколько дней.
— Если я правильно помню, — сказала я, — восстания были делом рук группировки под названием «Сапатистская армия национального освобождения», и спланировали их так, чтобы они совпали с днем, когда Североамериканское соглашение о свободе торговли, НАФТА
[5]
вступит в силу.
— Точно. Говорили, что сапатисты десять лет тренировались в джунглях, прежде чем выступить в тот Новый год, — сказала Иза. — Конечно, ходили слухи. Все их слышали. Невозможно планировать что-либо подобное в течение десяти лет в полной тайне. Но когда это случилось, казалось, что правительство застигли врасплох. Со времени революции в Мексике не случалось ничего подобного. Все закончилось довольно быстро, хотя и после первого бунта были еще выступления. Иногда сапатисты и правительство договаривались, иногда — нет. Но всегда была вероятность применения силы. Так или иначе, но наши семейные проблемы до некоторой степени отражают существующую напряженность в обществе. Алехандро много говорит о несправедливости и намекает на революцию. Конечно, мама очень расстроена, — продолжала она. — Алехандро — ее сын, поздний ребенок. Я уже была подростком, когда он родился, и признаюсь, что, несмотря на то что он был любимым ребенком в семье, все-таки у нас довольно большая разница в возрасте, и мне с ним было неинтересно. Думаю, он и сейчас меня раздражает, несмотря на то что по очень многим вопросам я с ним согласна. Например, Алехандро презирает меня за то, что, как и многие дети богатых родителей в Мериде, я отправилась учиться в университет в Соединенных Штатах. Он выбрал университет здесь, в Мериде, и я считаю, что он правильно поступил, правда, он так всех этим достал, что я никогда не говорила ему о том, что одобряю его выбор.
