— Рада за вас, Алекс, — сказала я. — Мы сможем сделать его поистине замечательным.
Он улыбнулся:
— Мне он нравится таким, как есть.
Майкл вышел и присоединился к нам.
— Не обращайте на нее внимания, — сказал он, указав на дом. — Она очень тоскует по отцу, как бы это ни выглядело со стороны.
В дверях появилась Брета, и он быстро сменил тему:
— Да, надо уходить. Погода может снова испортиться.
Майкл указал на новую гряду черных туч над морем и жестом пригласил нас в дом.
— Есть сюда другой путь? — спросила я, осматриваясь. — Другая дорога?
— Нет, — ответил Майкл. — Хотя можно проложить тропинку от главной дороги вон там, — сказал он, указывая на что-то, чего я не могла разглядеть. — Однако придется производить расчистку, — он указал на кусты и камни. — Обойдется недешево, это уж точно. Проще всего добираться сюда так, как мы пришли. Оставить машину у ворот «Второго шанса» и идти пешком. Члены семьи не могут помешать вам идти по их владениям, — добавил он. — Здесь есть право прохода.
Но могут попортить нам немало крови, подумала я. Майкл наблюдал за моим лицом.
— Я бы тоже хотел проложить сюда дорогу, — сказал он с легкой улыбкой.
В доме я собрала стаканы и пошла к раковине ополоснуть их, Алекс последовал за мной с полотенцем, чтобы протирать. Майкл принялся тушить огонь. Пока мы занимались делом, я не столько увидела, сколько почувствовала, как Брета поднялась из кресла и подошла к столу в другом конце комнаты. Мы все трое, ощутив это движение, повернулись и молча смотрели, как она взяла книгу, полистала ее, потом одной рукой прижала к груди. Другой, не замечая наших взглядов, медленно потянулась к свитеру на спинке стула. Посмотрев на свитер несколько секунд, подняла его к носу и глубоко вдохнула, потом прижала к лицу, по щеке ее покатилась большая слеза. Это свитер ее отца, подумала я. Его запах напоминает ей о нем. Она действительно очень тосковала по нему.
Наконец Брета заметила, что мы наблюдаем за ней. И взглянула прямо на Алекса.
— Я знаю, в завещании говорится — коттедж и все находящееся в нем, — сказала она дрожащим голосом, — но вы не будете возражать, если я возьму этот свитер?
— Конечно, берите, дорогая моя, — мягко ответил Алекс. — И книгу. Берите, пожалуйста, все, что хотите.
— Только книгу и свитер, — сказала Брета, крепко держа и то и другое.
* * *
Настроение у нас было подавленное, когда Майкл запер дверь, отдал ключ Алексу и мы пошли к большому дому; каждый был погружен в собственные мысли. Брета не выпускала книги и свитера, поэтому Майкл взял Вигса и пошел вперед. Я с легкой печалью наблюдала, как лучи предвечернего солнца освещают дождевые капли на листьях и цветах утесника и вереска, превращая их в сияющие аметисты и топазы. Близился вечер, и чайки кружились над водой возле берега, высматривая еду, или покачивались на гребнях волн, резко выделяясь на темном фоне.
— Осторожнее, — крикнул шедший впереди Майкл. — Здесь очень скользко.
Он был прав. После дождя тропинка была очень скользкой, и я несколько раз едва не поехала вниз по склону. Я осторожно шла вдоль кромки утеса, время от времени оборачивалась взглянуть, как там Алекс и Брета.
Хотя я старалась не смотреть вниз, что-то там привлекло мое внимание, и я остановилась. Окликнула Алекса, находившегося в нескольких ярдах от меня.
— Скажите еще раз, какое у вас указание?
— Я морская зыбь, — ответил он. — А что?
— Постойте минутку, — ответила я. Подо мной была небольшая бухточка у подножия утеса. По обе стороны от меня были отвесные обрывы, а прямо передо мной крутая, слегка поросшая травой тропинка, ведущая к воде. Я осторожно, учитывая свой выбор обуви, начала спускаться, оскальзываясь на мокрой земле и траве. Пройдя две трети пути, я потеряла туфлю, потом опору и покатилась по травянистому склону все быстрее и быстрее. Сверху доносились крики остальных. Страшно мне почему-то не было. Каким-то образом я понимала, что остановлюсь вовремя. Меня больше беспокоило, что я непристойно выгляжу, то и дело оказываясь вверх тормашками, чем то, что я могу разбиться о скалы. И в самом деле, почва вскоре слегка выровнялась на песчаной дюне, и я остановилась.
Я лежала на песке, точнее на гальке, в нескольких футах от качавшегося в прибое пришвартованного к бочке ялика. Ялик был белым там, где не отшелушилась краска, планширы были синими. Как я и предполагала еще наверху, на носу у него было написано его название — «Океанский гребень».
Майкл стал спускаться за мной, тоже оскальзываясь, но удерживаясь на ногах.
— Оставайтесь на месте, — крикнул он. — Я спущусь и помогу вам подняться.
— Ялик называется «Океанский гребень», — крикнула я ему и остальным. — Как думаете, это как-то связано с указанием?
Я огляделась вокруг. Владельца лодки нигде не было видно. Я нашла туфлю и осторожно пошла вдоль каменистого берега к ялику, стоявшему под большим скальным выступом. Лодка, насколько мне было видно, была совершенно пуста. Я решила, что нужно посмотреть повнимательней. В конце концов, если это был ответ на первое указание, там могло быть что-то, ведущее нас дальше, например записка в корзине для рыбы. Какой-то голосок напоминал мне, что я забыла о своем решении не вмешиваться в эту игру, но я не обращала на него внимания — видимо, скатившись кубарем с холма, я утратила здравый смысл.
Там было глубоко, и лодка стояла далековато от берега, чтобы можно было до нее дойти, поэтому я решила испробовать другой способ. Осторожно взобралась на большой камень в надежде, что с него будет лучше видно, есть ли что в лодке. Там, как я и думала, не было ничего, даже весла.
Глядя вокруг со своего наблюдательного пункта, я увидела у подножия крутого скалистого утеса возле края бухточки что-то похожее на ботинок, отчасти скрытый большим камнем. Может быть, подумала я, кто-то уронил ботинок с яхты, и его вынесло на берег. Но когда я спустилась с камня и пошла к нему, ко мне пришло внезапное предчувствие, а за ним ощущение кошмарного сна, который я не могла прекратить, сна, который заставлял меня медленно, неохотно идти к ботинку. Подойдя, я увидела, что ботинок надет на ногу. И эта нога была частью изломанного тела Джона Херлихи.
Глава третья
Рёв моря
— Я думала, — произнесла я. Для меня это было облегчением, я имею в виду возможность снова думать после двух дней хождения в каком-то дрожащем, бессмысленном тумане, неспособной даже на самое легкое умственное усилие, Я все еще чувствовала себя слабой, словно после серьезной передозировки кофеина или адреналина, и подскакивала при каждом громком звуке. Однако наконец я начинала приходить в себя, шок от обнаружения Джона Херлихи постепенно проходил. Роб же, в отличие от меня, как будто не был склонен к легкой умственной деятельности.
— Почему я думаю, что это приведет к затруднениям? — проворчал он, ставя перед нами две пенистые кружки килкенийского крим-эля
[7]
на покрытый стеклом столик в баре гостиницы, где мы все остановились. — Не забывай, что мы здесь на отдыхе.
