— Я проголодалась, — заявила Честити.
— Поешь картофельных чипсов, — сказал Бен, протягивая ей пакет. Девушка с подозрением взглянула на пакет и на него.
— Ладно, не ешь картофельных чипсов, — сказал Бен, полез в пакет и вынул оттуда горсть. Он, как я уже поняла, любил поесть. Я ни минуты не видела его без какой-то еды в руке. Постараться, чтобы он не оголодал во время путешествия, могло оказаться сложной задачей.
Я принялась искать последнего члена нашей группы, Ричарда Рейнолдса, который должен был встретиться с нами во Франкфурте, тоже позвонившего в последнюю минуту. О Рейнолдсе я знала только, что он биржевой маклер из Монреаля. Однако нашла его сразу же. Он был единственным человеком в баре, кто разговаривал по сотовому телефону по-английски. Я не представляла, с кем он может беседовать, когда в Монреале два часа ночи, правда, говорят, что рынок никогда не спит.
Я разглядывала его минуты две, пока он говорил. Вся его одежда была совершенно новенькой, вплоть до брючного ремня и стоявшей сбоку дорожной сумки: хлопчатобумажная рубашка, все еще со следами складок, кроссовки, до того белые, что больно смотреть, и только что купленная куртка цвета хаки. Я поняла это, потому что из рукава все еще торчал отвратительный пластиковый ценник, срезать который можно только садовыми ножницами. Подумала, сказать ли об этом Рейнолдсу, но я не была ему матерью, всего-навсего руководителем тура, да и все равно, судя по важному виду, с которым он, привалясь к стойке, громко говорил по телефону, я не была уверена, что не задену тем самым его самолюбие. Багажа его я еще не видела, однако не сомневалась, что там только необходимые для трансатлантического перелета вещи. Если я не ошибалась, Рейнолдс совершал такое путешествие впервые. Что побудило его, подумала я, отправиться в историко-археологический тур в Тунис, вместо, например, поездки к солнцу, песку и сексу на Карибские острова?
— Подождите секунду, — сказал он в телефон, когда подошла к нему. — Вы, случайно, не Лара?
Я кивнула.
— Привет, как дела? — спросил он с сильным рукопожатием, от которого кольца мучительно врезаются в пальцы. — Сейчас перезвоню, — сказал он в телефон.
— Рада, что вы смогли присоединиться к нам, мистер Рейнолдс, — сказала я.
— Послушайте, зовите меня Рик. Мне это едва удалось. Я до последней минуты не знал, смогу ли себе позволить это путешествие. Рынок сейчас очень активен. Но человеку нужно время от времени отдыхать. Знаете, как говорится, «Джек в дружбе с делом, в ссоре с бездельем — бедняга Джек не знаком с весельем». Надеюсь только, что меня не отзовут обратно. Полагаю, я буду находиться на расстоянии связи все время? Эта штука, разумеется, цифровая. Думаю, спутник найдет меня где угодно.
— Может быть, не всегда, — сказала я, ощутив жалость к спутнику, которому нужно постоянно быть наготове ради Рика. — Но знаете, думаю, там будут почти повсюду обыкновенные телефоны.
— Хорошо бы, — сказал он. — Я обещал регулярно поддерживать связь. Знаете, нам придется поговорить попозже. До вылета мне еще нужно сделать парочку звонков. Узнать, как дела у Никки, подготовить несколько сделок на завтра. Приятно познакомиться с вами, Лара, — сказал Рейнолдс и снова взялся за телефон.
Если эта демонстрация должна была произвести на меня впечатление незаменимости Ричарда Рейнолдса, признаюсь, этого не произошло. Собственно говоря, будь у меня деньги для капиталовложений, я знаю только одно предприятие — магазин. Я уже поняла, что ни в коем случае не позволила бы Рику заботиться о моих деньгах.
Но, по крайней мере, я познакомилась со всеми, кроме пары, которая должна была встретить нас в Таберде.
— Рик, кажется, объявляют наш рейс, — сказала я, указывая в сторону ворот. Пришлось предоставить Сьюзи разузнать все, что можно, о Рике Рейнолдсе.
— Я нахожу шляпную булавку очень действенной для отражения нежелательных заигрываний, — говорила Сьюзи Кэтрин, когда я подошла к ним в очереди на посадку. — И всегда беру ее с собой в путешествие, — добавила она, указав на смертоносного вида булавку в своей фетровой шляпке. Булавка была около четырех дюймов длиной с большим поддельным рубином на одном конце и открытым острием на другом. Мне стало любопытно, пустят ли Сьюзи с такой в самолет.
— Думаю, нож с выкидным лезвием лучше, — сказала Марлен. — Я запаслась таким.
— Лучше всего пистолет, — сказал Джимми, оглядываясь на этих женщин. — Только Бетти заставила меня оставить свой дома.
И угрюмо посмотрел на жену.
— Угощайтесь шоколадом, — сказал стоявший позади меня Бен. Я подумала, что путешествие будет долгим, и взяла большой кусок.
* * *
Таберда представляет собой чудесный городок на вершине и склонах холма над тунисским заливом Хаммамет. Это выжженная солнцем россыпь ослепительно-белых домов, куполов, минаретов, расцвеченных яркой голубизной, с террасами, спускающимися по склонам к небольшой гавани и рыбному порту, затем дальше, к небольшому, но очень хорошему пляжу. Изначально берберская деревня, Таберда теперь стала приютом богатых тунисцев и путешественников, которые избегают популярных, а потому людных туристических зон к северу и к югу.
Я впервые переступила порог «Auberge du Palmier»
[5]
новобрачной двадцать лет назад. И сразу же влюбилась в нее: в легкий шелест пальмовых листьев во дворе, яркую голубизну ставень и дверей на фоне белых стен, ощущение гладкого мрамора под ногами, виноградные лозы на фоне блестящих изразцов и доносящийся откуда-то запах апельсинов и жасмина. Я любила ее тогда и, несмотря на все произошедшее в прошедшие годы, любила теперь. Более того, видела, как эта красота воздействует на мою небольшую группу путешественников, очарованных так же, как и я.
— О, как замечательно! — вздохнула Сьюзи.
— Превосходно, — согласилась Азиза.
— Очень приятно видеть вас снова, мадам Суэйн, — сказал Мухаммед, швейцар, беря мою дорожную сумку. Я поморщилась. Мухаммед упорно называл меня мадам Суэйн, несмотря на мои протесты, что моя фамилия пока что Макклинток, и вряд ли теперь его можно было отучить от этого. Он выглядел постаревшим, слегка сутулился, лицо его загрубело, но приветливая улыбка была прежней. Возможно, он и сам не замечал ее, как бывает у швейцаров, но она кое-что говорила о характере должности, на которой держала его администрация. Несмотря на все мои дурные предчувствия в связи с возвращением в эту гостиницу, я была рада видеть Мухаммеда, несмотря на обращение «мадам Суэйн», и, более того, испытывала восхищение от пребывания там.
Гостиницу построил в тридцатых годах отец нынешних владелиц, француз, приехавший в Северную Африку сколотить состояние и оставшийся, потому что полюбил ее. Дом был его страстью, своего рода помешательством, прекрасный дом, вилла или даже дворец, на который он щедро расточал внимание и большую часть денег. Дома он лишился в результате волнений конца пятидесятых — начале шестидесятых годов, когда страна добивалась независимости от французского протектората. Как и большинство соотечественников, он бежал вместе с женой и дочерьми, Сильвией и Шанталь, во Францию. Однако Тунис был у них в крови, Сильвия и Шанталь через несколько лет вернулись в Таберду, теперь уже управлять отелем для нынешнего владельца, очаровательного человека по имени Хелифа Дриди.
