Он думал об этом, но не испытывал радости при мысли о своей маленькой победе. Что ж, вредить себе, чтобы досадить другому никогда не было приятным занятием. Она накажет его за это сегодня — в этом он не сомневался. Накажет его, а потом уступит, так же, как уступит и он, и они оба окажутся в небольшом проигрыше, но куда больше выиграют. Их «сражения» только подливали масла в огонь, разгоравшийся между ними.
Однако до вечера было еще далеко, а им с Дули предстояло обсудить важные дела. Он отодвинул мысли о Маргарите в самый дальний угол сознания, сконцентрировавшись на цели своего пребывания в Англии.
— Ну, хорошо, Пэдди, теперь, когда посуду после завтрака убрали, давай еще раз все обсудим. Начнем с Мэпплтона.
— Я не понимаю, зачем нам это делать, малыш. Мы уже миллион раз обсудили все это за утро.
Томас ответил на его вопросительный взгляд твердым взглядом.
— Пусть так. Значит, обговорим все в миллион первый.
Дули со вздохом наклонился и принялся подбирать сброшенную Томасом на пол одежду — его вещей в этом ворохе не было — и раскладывать ее по местам.
— Лорд Мэпплтон связан с королевской казной. Если ты забыл, напоминаю: это место, где хранят деньги. Насколько нам удалось выяснить, именно он будет переводить нам деньги, предназначенные на войну с Наполеоном. То немногое, что я узнал о его неуклюжей светлости, общаясь с ним лично, и из своих рассказов о нем, заставляет меня в удивлении задаваться вопросом: как его вообще допустили к столь важной сфере.
— Происхождение, Пэдди, — ответил Томас, продолжая глядеть в потолок и гоня мысль о том, что по своему происхождению и положению Маргарита и он были так же далеки друг от друга, как королева и трубочист. — Происхождение и воспитание или, как в случае с Мэпплтоном, родственные связи. Прибавьте к имени человека «ваша светлость» или «ваша милость», и любой англичанин будет убежден, что такой человек знает все. Мэпплтон способен заблудиться в трех соснах, но никто никогда этого не признает, что нам только на руку. Глупый, тщеславный волокита, питающий слабость к любой паре дамских ножек — или, как показал вчерашний вечер, к густым бровям, если у бровей есть состояние, — вот тебе Мэпплтон. Милейший Артур, судя по всему, зациклился на идее выгодно жениться. Возможно, когда-то он был совсем не плох. Но это было давным-давно. Ну, продолжай. Расскажи мне о сэре Перегрине. Дули фыркнул.
— Этот! — воскликнул он, стряхивая пыль с бутылочно-зеленого сюртука Томаса и вешая его в шкаф. У этого все куры — несушки, ты разве не замета Томми? Думает, что все знает, имеет весьма высокое мнение о собственных умственных способностях: действует так, словно он лорд-мэр всего мира или что-то? в этом роде. — Он демонстративно пожал плечами. — После переезда к нам матушки Бриджет я не встречал человека, настолько уверенного в себе и своих талантах.
— В этом мы тоже с тобой согласны. Тоттон может быть нам очень полезен в силу своего положения в военном министерстве. Но об этом мы уже говорили. — Томас встал из кресла и налил себе бокал вина. — Хорошо, Пэдди, теперь поговорим о сэре Ральфе Хервуде, нашем друге из Адмиралтейства. Интересный тип, ты не находишь?
Дули покачал головой.
— Не для меня, малыш. Я на него посматривал вчера во время твоего боя с графом, пытался определить, хочется ли ему, чтобы тебе наподдали как следует. Так у него на лице вообще ничего не отражалось. Мэпплтон чуть не расплакался, когда этот парень Вильям упал, но не Хервуд. Он занялся делом, пытаясь поднять графа, но это и все. Нет, Томми, Хервуд — круглый ноль, он выполняет приказы, делает то, что ему скажут. Ему на все наплевать. Он, как собака, покорно идет за хозяином. Из них четверых заправляет всем, должно быть, Тоттон. Не понимаю только, куда ты клонишь, право, не понимаю.
Томас допил остатки вина и, улыбаясь, повернулся к Дули.
— Вот поэтому-то, Пэдди, в нашей паре я главный. Вовсе не Тоттон является руководителем этой чудной группки предателей. Но и не Хервуд, хотя, как мне кажется, меня подталкивают именно к такой мысли. Не то чтобы Хервуд был безобиден. Я не доверяю людям, которые изо всех сил стараются казаться бесцветными. Им, видимо, есть, что скрывать.
— Может, он пьет, — предположил Дули, садясь в кресло Томаса. — Мой дядя Финни, упокой Господи его душу, всасывал джин как губка, но ты бы ни за что об этом не догадался. Всегда держался прямо, как судья, никогда без причины не улыбался и не раздражался. Не мог. Был слишком сосредоточен на том, чтобы не упасть лицом вниз. — Дули поерзал в кресле, поймав насмешливый взгляд Томаса. — Ну, это одно из возможных объяснений. Вдобавок, если это не Тоттон, и не Хервуд, и, уж конечно, не Мэпплтон, — в этом даже ты меня не убедишь, то кто же тогда всем руководит, Томми? Лорд Чорли? Их ведь всего четверо.
Томас смахнул газеты с обитого атласом дивана и улегся на него, свесив вниз ноги в лосинах и положив под голову скрещенные руки. Может, лежа ему будет лучше думаться.
— Чорли — интересная фигура, Пэдди. Он не служит ни в одном из министерств, как трое других. Но он закадычный друг принца Уэльского, по крайней мере, я так слышал. Принц даже называет его Стинки, что, надо полагать, показывает меру его восхищения. Друзья — могут быть очень полезны, Пэдди, смотришь — намекнут, кто способен лучше послужить Короне или личным предательским планам Чорли. Но нет. Это не он. Чорли — всего-навсего еще одна пешка в игре.
Дули захлопал в ладоши, потом поднял с кресла свое низенькое грузное тело и принялся расхаживать по комнате.
— Ну, Томми, ты молодец. Все разложил по полочкам. Теперь я и сам понимаю, почему ты у нас главный. Поздравляю, малыш. Ты исключил их всех. По-твоему получается — не подумай только, что я считаю, будто ты растерял мозги с этой девицей Бальфур, — что у них нет руководителя. Мы имеем дело с четырьмя мужчинами, изо всех сил старающимися навредить своей стране. С четырьмя не слишком молодыми мужчинами, которые однажды вечером, когда им нечего было делать, кроме как созерцать носки собственных ботинок, взяли да и решили совершить предательство. Вполне логично, на мой взгляд. Теперь, когда я об этом думаю, я даже могу сказать: ну и что из этого? Мы здесь для того, чтобы взять у них то, что они готовы нам предложить. Какая, в конце концов, разница, если мы не понимаем, почему они это делают?
Томас потянулся всем своим длинным телом, как кошка после сна. Дули ждал его ответа, пока он собирался с мыслями.
— Ну ладно, — сказал он наконец, принимая сидячее положение. Он окончательно пришел к выводу, который в виде смутной еще идеи впервые промелькнул у него в голове в три часа ночи. — Подумай вот над каким сценарием. Эти люди — Тоттон, Хервуд и двое других — успешно осуществляют свой план, и мы получаем от них деньги и оружие. Англия ослаблена, наша страна, напротив, обретает достаточную мощь, чтобы защититься от нападения, тем более, что Англии, занятой войной с Бонапартом, будет не до нас. Франция выигрывает войну против Англии, причем Америке при этом не приходится сделать ни одного выстрела, или — что представляется мне более вероятным — Англия и ее союзники вступают в мирные переговоры, в результате которых все остаются в синяках и шишках, но все-таки теми же самыми, какими они были до начала войны. Война бесславно закончена. Под давлением масс и не без помощи Хервуда и остальных, поднимающих шум по поводу допущенных правительством ошибок, король Георг и его правительство уходят в отставку. На эту идею меня навела недавняя встреча с Тоттоном. Он честолюбив не меньше Цезаря и его убийц. Ну, а что потом, Пэдди? С чем останется Америка в конечном итоге? Мы все равно не сможем жить спокойно, нас будет одолевать тревога, поскольку, осуществив свои планы внутри страны, охваченные стремлением к славе и власти, Тоттон с Хервудом неизбежно предпримут новую агрессию против нас. Не думаю, что Мэдисон имел в виду такой результат, посылая нас сюда на переговоры с ними.
