– Хэлло! – прогудела я в трубку.
На том конце провода молчали.
– Здравствуйте, – наконец сказала Пи-Пи. – А вы кто? Серый Волк?
Разочарованная, я посмотрела на себя в зеркале.
– Я – лось. Просто лось.
– А почему вы так странно разговариваете?
– У меня брачный период. Мы, лоси, в это время всегда трубим дурным голосом.
– А у Мардж тоже брачный период? Мне нужно сказать ей кое-что важное.
– Можешь сказать мне, я ей передам.
– Ну хорошо. Знаете, Лось, сегодня я попросила маму родить мне братика, котенка и маленького щенка – а то мне совсем скучно одной. Так вот: у меня НИКОГДА не будет даже братика!
– Почему?
– Мне дядя Зэк только что объяснил. Котят рожает кошка, а щенят – собака. Получается, что мама может родить только маму, а я – только маленькую Пи-Пи. Понятно?
И расстроенное дитя положило трубку.
Как выяснилось, после этого оно подошло к Зэку и спросило:
– А что это за лось сидит дома у тети Мардж?
– Какой лось?
– Обыкновенный. Он сказал, что у них с Мардж брачный период и поэтому она не может подойти к телефону.
Когда Зэк примчался домой, меня не было – я ездила в больницу. Я оставила на столе невыключенный компьютер, и он сел читать мою почту. Последний имейл был от Пола. Он звал на бега в Санта-Ану и писал, что «муж не узнает». Зэк собрал вещи и уехал к Агнессе.
Только что мне пришло письмо: «Не звони мне и не пиши. Все равно ответа не дождешься. Будь счастлива, если сможешь».
Ну что ж… Постараюсь.
Собор Парижской Богоматери
[17 августа 2006 г.]
Я позвонила Леле и наткнулась на Джоша, приехавшего на побывку.
– Передай матери, что я еду в Париж.
– С муженьком? – хихикнул он.
– Нет.
– А возьми меня! Я б тобой поехал. А то тебе, небось скучно будет одной. Вот я вернусь из армии, можеи организовать. С тебя билет и гостиница, с меня – интеллигентный вид.
Но я не поддалась искушению. Последний раз Джош выглядел интеллектуалом, когда варил обед по мотивам «Сказок мира»: каша из топора, колобок, покатанный по дороге, горошины принцесские, раздавленные… Джошу тогда было 7 лет.
…Я заболела Парижем еще в детстве. Начиталась талантливого пиарщика Дюма и влюбилась без памяти. Так принцессы влюблялись в рассказы сватов.
При личной встрече Париж слегка меня разочаровал. Метро попроще московского, водители дурнее американских. Туристов тьма. Арабов и негров столько, что непонятно, где ты – во Франции, Алжире или на острове Мадагаскар.
Я всегда придумываю клички городам.
Лос– Анджелес – это «Салат Изюминка»: много зелени, специй и калорий.
Москва – «Военный парад». Такие у всех лица.
А Париж – это «Кружево». Юбки шансонеток, Булонский лес, Эйфелева башня… Куда ни глянешь, везде кружева.
Я хожу по древним мостовым. Они видели охоты «короля-солнце» и колеса нацистских кухонь… Я забираюсь на колокольню собора Парижской Богоматери и смотрю вниз. Зачем я здесь? И что мне дома не сидится?
Все очень просто: нигде в мире не делают столь вкусных конфет. И нигде красавицы с лицами мадонн не сидят консьержками в гостиницах и билетершами в кассах. По-моему, это восхитительно.
«Мулен Руж»
[22 августа 2006 г.]
Я ждала, что Зэк позвонит мне. Но вместо него позвонил Пол.
– Ты в Париже? Что делаешь?
Я горестно вздохнула:
– Возлагаю цветы на могилы великих. Мне грустно, а когда мне грустно, я начинаю разговаривать с мертвыми.
– Главное, чтобы они с тобой не разговаривали. А может быть, лучше не по кладбищам, а по бабам пойдем? В «Мулен Руж»?
– А ты где?
– Я тут.
Сердце мое вздрогнуло.
– Ну давай в «Мулен Руж»…
Положив трубку, я набрала Барбару:
– Если Зэк спросит про меня, скажи, что я в Париже, и не одна.
– Уже?! – ахнула Барбара. – А с кем?
– О других чудесах великомученницы Мардж будет объявлено дополнительно.
Голыми титьками меня не удивишь – я уже бывала и в Лас-Вегасе, и в общественной бане города Юрьевца. А вот на Пола представление произвело неизгладимое впечатление. Он так искренне аплодировал, что опрокинул на меня бокал с красненьким.
Я сделала вид, что пятно мне идет, но все равно какая-то дамочка спросила:
– Вы что, вино пили?
– Нет. Мясо ели!
Мне хотелось убить Пола.
Представление закончилось глубокой ночью, к стоянке такси выстроилась очередь.
Пол достал карту города и заявил, что мы легко дойдем пешком. В нем бурлил адреналин, и ему хотелось приключений.
Заблудились мы довольно быстро. А в довесок обнаружилось, что я натерла жуткие мозоли.
Попробовала идти босиком, но так было холодно. Пол отдал мне ботинки, но тогда стало холодно ему. В конечном счете я забрала его носки и в таком виде гордо шла по Парижу.
Как ни странно, полиция не обратила внимания на женщину в мужских носках и в вечернем платье с красным пятном на животе. Но потом мы встретили парней в колготках в сеточку, и я поняла, что Париж уже ничем не проймешь. Обрядись я хоть монголо-татарином, приехавшим за данью, на меня все равно никто не посмотрит. Столица моды – ничего не поделаешь.
…Я затащила Пола к себе в номер, но он догадливости не проявил и полночи обсуждал со мной прелести шансонеток.
С досады я вытащила из чемодана бутылку вина.
– Будем пить, пока друг другу не понравимся.
Этого мы достигли довольно быстро, но потом он захотел спать.
Полночи я строила кровожадные планы: как разведусь с Зэком, да как настучу, что у меня под боком незаконный иммигрант живет! Тут-то его, тепленького, и повяжут! В 24 часа выпихнут из страны: пусть в Новой Зеландии клоуном работает.
А Пол – тоже мне артист. У него тут любимая женщина сидит, а ему хоть бы что!
Заснуть я не смогла и пошла проверять имейлы. От Зэка ничего не было.
Я набрала Барбару.
– Звонил?
– Нет. Но зато я его по телевизору видела. У него интервью брали.
Живет где-то без меня. И все у него хорошо, у засранца. Я оглянулась на Пола.
Он спал, натянув на плечо мой халат. Ситуация была яснее ясного. Женщина, которая не умеет готовить, вынуждена питаться полуфабрикатами еды. Женщина, которая не умеет быть любимой, вынуждена довольствоваться полуфабрикатами мужиков.
