С минуту они молча докуривали свои сигареты, прежде чем затушить их в пепельницах. После чего Чак произнес:
— Я думаю, нам следует осмотреть палату, доктор.
— Разумеется. — Коули встал из-за стола. В его огромной пятерне была связка ключей. — Следуйте за мной.
Это была клетушка с открывавшейся внутрь железной дверью; благодаря хорошо смазанным петлям она открывалась до самого конца. Слева от входа, за небольшим простенком, находился деревянный чуланчик, где на пластмассовых вешалках висели блузы и брюки на завязках.
— Похоже на правду, — признал Тедди.
Коули кивнул:
— От человека, стоящего на пороге, здесь спрятаться негде.
— А на потолке? — сказал Чак, и все трое задрали головы, а Коули позволил себе улыбнуться.
Главврач закрыл за собой дверь, и Тедди позвоночником почувствовал себя узником. Над узкой койкой зарешеченное окошко. У правой стены крошечный комод. Цементные стены и пол казенного белого цвета. В этой каморке три человека неизбежно терлись локтями.
— Кто еще имел сюда доступ? — спросил Тедди.
— Среди ночи? В такое время нет никому резона заглядывать в этот корпус.
— Это понятно, — сказал Тедди. — Но кто сюда имеет доступ?
— Санитары, естественно.
— Лечащие врачи? — спросил Чак.
— Медсестры, — уточнил Коули.
— У врача нет ключей? — спросил Тедди.
— Есть. — В голосе Коули почудилось легкое раздражение. — Но в десять вечера все врачи расписываются в журнале.
— И сдают ключи?
— Да.
— Это зафиксировано? — гнул свое Тедди.
— Я не понимаю.
— Они должны расписываться за получение и сдачу ключей, доктор. Правильно?
— Разумеется.
— И мы можем проверить росписи в журнале за вчерашний вечер, — уточнил Тедди.
— Да-да. Конечно.
— Журнал хранится в зарешеченной будке на первом этаже? — уточнил Чак. — Там, где сидит охранник, а на стене висят ключи?
Коули быстро кивнул.
— А еще личные дела медицинского персонала и охранников. Нам понадобится доступ к ним, — сказал Тедди.
Коули уставился на него так, словно на его лице роились мошки.
— Зачем?
— Из запертой палаты исчезла женщина. Она прячется на маленьком острове, и никто не может ее найти? Доктор, я не вправе исключать того, что кто-то оказывал ей помощь.
— Посмотрим, — сказал Коули.
— Посмотрим?
— Да, пристав. Мне надо переговорить со смотрителем и кое-кем из персонала. Мы рассмотрим вашу просьбу, основываясь на…
— Доктор, — перебил его Тедди. — Это не просьба. Мы находимся здесь в соответствии с правительственным указом. Это федеральное учреждение, из которого опасный преступник…
— Пациент.
— Опасный пациент совершил побег. — Тедди старался говорить ровным голосом. — Если вы, доктор, не оказываете содействия американским судебным приставам в поимке такого пациента, это расценивается как… Чак?
— Воспрепятствование отправлению правосудия.
Коули попытался прочесть в глазах Чака, не потому ли тот поддакивает, что опасается наезда со стороны напарника, но их взгляды не встретились.
— Могу сказать одно. — Голос Коули был лишен всяких эмоций. — Я сделаю все, чтобы выполнить вашу просьбу.
Приставы переглянулись и снова посмотрели на голые стены. Наверно, Коули не привык, чтобы после того как он выказал свое неудовольствие, ему продолжали задавать вопросы, так что они решили дать ему короткую передышку.
Тедди заглянул в чуланчик, где висели три белые блузы и стояли две пары белых туфель.
— Сколько пар обуви выдают пациентам?
— Две.
— То есть она сбежала босая?
— Да. — Коули поправил галстук под лабораторным халатом и показал пальцем на лист бумаги, лежащий на койке. — Мы нашли это за комодом. Смысл непонятен. Мы надеемся, что кто-то сумеет нам объяснить.
Тедди взял лист. Оборотная сторона представляла собой оптометрическую таблицу в виде пирамиды букв, уменьшающихся по мере приближения к основанию. Он перевернул лист и поднес текст к глазам Чака.
ЗАКОН 4
Я 47
ИМ 80
+ ВАС 3
НАС 4
НО
КТО 67?
Этот листок не вызывал у Тедди приятных чувств. Края бумаги подрагивали в его пальцах.
— Хер поймешь, — сказал Чак.
Сзади к ним подошел Коули.
— Наш диагноз недалек от вашего.
— Нас трое, — сказал Тедди.
Чак бросил повторный взгляд на листок.
— Чего?
— Это может относиться к нам, — пояснил Тедди. — Мы втроем стоим здесь.
Чак помотал головой:
— Как она могла это предсказать?
Тедди пожал плечами:
— Это всего лишь гипотеза.
— Ну да.
— Гипотеза гипотезой, но Рейчел весьма изобретательна по части игр. Ее галлюцинации — особенно убеждение, что трое ее детей по-прежнему живы, — зиждутся на шатком, но замысловатом фундаменте. А сшивает она эту структуру затейливой повествовательной нитью своей жизни, выдуманной от начала до конца.
Чак медленно поднял взгляд на Коули и сказал:
— Боюсь, что без ученой степени вас не понять.
Коули хмыкнул:
— Вспомните, сколько небылиц вы рассказывали родителям в детстве. Какими они были изощренными. Вместо того чтобы дать простое объяснение, почему вы пропустили школу или забыли про домашние обязанности, вы что-то накручивали, изобретали. Разве нет?
Чак, подумав, кивнул.
— Да, — сказал Тедди. — Преступники поступают так же.
— Совершенно верно. Напускают туману. Запутывают слушателя, чтобы тот поверил, — не потому, что это правда, а просто от усталости. А теперь представьте, что эти небылицы вы рассказываете сами себе. Как Рейчел. За четыре года она ни разу не призналась себе в том, что находится в клинике. Она полагает, что живет в своем доме, в Беркшире, а мы — разносчики, молочники, почтовые служащие — просто ходим мимо. Какой бы ни была реальность, усилием воли она делает собственные иллюзии убедительнее.
— Но как может не доходить до нее истинное положение дел? — спросил Тедди. — Как ни крути, она в больнице для душевнобольных. Она же не может этого совсем не замечать?
— А-а. — Коули поднял вверх указательный палец. — Вот она, пугающая красота параноидального мышления настоящего шизофреника. Если ты веришь в то, что ты единственный знаешь правду, то из этого следует, что все прочие — лгуны. А если они лгуны…
