— Проплыла одиннадцать миль…
— …против гневливого течения…
— …чтобы добраться до материка. «Гневливого» — хорошо сказано. И холодного. Градусов девять?
— Тринадцать максимум. К тому же ночью…
— Считай, девять. Тедди, вот что я тебе скажу. Вся эта история…
— Да еще отсутствующий доктор Шин.
— Тебе это тоже показалось странным? Я уж засомневался. Мог бы и больше расковырять задницу этому Коули.
Тедди засмеялся, и его смех, унесенный ночным ветром, растаял в волне далекого прибоя, словно его и не было, словно этот остров и просоленное море хватали то, что вроде бы принадлежало тебе и…
— …если мы нужны, чтобы эта история попала на обложку журнала?
— А?
— Что, если мы нужны, чтобы эта история попала на обложку журнала? — повторил Чак. — Что, если нас сюда вытащили для того, чтобы помочь им поставить все точки над i?
— Конкретнее, Ватсон.
Очередная улыбка.
— Ладно, босс, следите за моей мыслью.
— Ну-ка, ну-ка.
— Предположим, некий врач по уши влюбился в некую пациентку.
— Мисс Соландо.
— Вы видели ее фото.
— Привлекательная особа.
— Привлекательная? Да это девушка с картинки в личном шкафчике американского солдата. И вот она обработала нашего паренька, Шина… Поняли, куда я клоню?
Тедди отбросил недокуренную сигаретку, искорки вспыхнули на ветру и вместе с окурком унеслись прочь.
— Шин привязывается и решает, что не может без нее жить.
— Здесь ключевое слово «жить». Вдвоем, в большом мире.
— И они делают ноги с этого острова.
— А в эти минуты, может быть, сидят на концерте Толстяка Домино.
[3]
Тедди остановился перед оранжевым торцом общежития для персонала.
— Но тогда почему они не вызвали ищеек?
— Они и вызвали. По протоколу. А на материке подумали, кого бросить на такое дело, и решили послать нас. Если они здесь покрывают соучастника побега, то мы им нужны в качестве алиби — дескать, все сделано согласно букве закона.
— О'кей, — согласился Тедди. — Но зачем им покрывать Шина?
Чак уперся подошвой ботинка в стену, чтобы поразмять колено, а заодно прикурил.
— Не знаю. Это еще надо обмозговать.
— Если Шин действительно увез ее отсюда, то он должен был кой-кого подмазать.
— Как пить дать.
— Многих людей.
— Нескольких санитаров. Парочку охранников.
— Кого-то на пароме. Может, и не одного.
— Если он уехал на пароме. У него могла быть собственная яхта.
Тедди на пару секунд задумался.
— Он человек не бедный. Парк-авеню, сказал Коули.
— Значит, собственная яхта.
Тедди поднял глаза к тонкой проволоке поверх стены. Атмосферу распирало, как пузырьки воздуха.
— Вопросов больше, чем ответов, — промолвил Тедди после паузы.
— То есть?
— Что значит этот шифр в палате Рейчел Соландо?
— Она же сумасшедшая.
— Но зачем показывать его нам? Я хочу сказать, если это операция прикрытия, то не проще ли, чтобы мы подписали рапорт и уехали восвояси? «Сиделка уснула». Или «Мы не заметили, что замок на оконной решетке проржавел».
Чак прижал ладонь к стене.
— А может, они это от одиночества. Соскучились по компании извне.
— Почему нет. Сочинили историю, чтобы заманить нас сюда. Будет о чем поговорить. Вполне правдоподобно.
Чак, повернувшись, разглядывал «Эшклиф».
— Шутки в сторону…
Тедди тоже повернулся, и теперь они вдвоем смотрели на здание больницы.
— Да?
— Мне здесь как-то не по себе, Тедди.
5
— Они называли это «большой залой», — сказал Коули, ведя их через выложенную паркетом прихожую к двустворчатой дубовой двери с медными ручками размером с ананас. — Серьезно. Моя жена обнаружила на чердаке пачку неотосланных писем полковника Спайви, владельца дома. В них он постоянно рассказывает о «большой зале», которую строит.
Коули потянул за «ананас», и створка открылась.
Чак тихо присвистнул. Что касается Тедди, то их с Долорес квартира в Баттонвуде вызывала зависть у друзей, в их прихожей можно было играть в футбол, но эта зала вместила бы в себя две таких прихожих.
Мраморный пол здесь и там покрывали восточные ковры. Камин был выше среднего человеческого роста. Одни только шторы — три ярда пурпурного бархата на одно окно, а всего их было девять — наверняка стоили больше, чем годовая зарплата Тедди. Если не две. Один угол занимал бильярдный стол, а за ним, над громадным камином, висели картины маслом: мужчина в синей форме армии северян, женщина в белом платье с рюшами, они вместе и собака в ногах.
— Полковник? — спросил Тедди.
Проследив за его взглядом, Коули кивнул.
— Его освободили от должности вскоре после того, как были написаны эти картины. Мы их нашли в подвале вместе с бильярдным столом, коврами и стульями. Вы бы видели этот подвал, пристав. Там можно играть в поло.
Вдруг учуяв запах трубочного табака, Тедди и Чак разом повернулись, осознав, что в зале находится еще кто-то. Человек сидел к ним спиной в кресле-качалке с высокой спинкой, лицом к камину, положив вытянутую ногу на колено другой ноги в качестве подставки для раскрытой книги.
Коули подвел их к камину и пригласил жестом сесть на один из повернутых к очагу стульев, а сам направился к бару.
— Какой яд предпочитаете, джентльмены?
— Ржаное виски, если у вас есть, — сказал Чак.
— Думаю, найдется. А вы, пристав Дэниелс?
— Содовую со льдом.
Незнакомец посмотрел на него.
— Вы не употребляете алкоголь?
Тедди опустил взгляд. Маленькая красная головка сидела вишенкой на грузном теле. В нем чувствовался какой-то особый лоск, как будто по утрам он нежил себя в ванной, умащивая тело ароматическими маслами и припудривая тальком.
— А вы?.. — протянул Тедди.
— Мой коллега, — подал голос Коули. — Доктор Джеремайя Нэринг.
Мужчина моргнул в знак подтверждения, однако не протянул руки, поэтому не сделали этого и гости.
