— Ты слишком много работаешь. — Ее пальцы скользнули к подвздошной ямке, словно разглаживая морщинку на узле его галстука.
— Кто-то должен приносить в дом хлеб насущный, — сказал он.
— Мы в полном порядке, — сказала она, и он щекой почувствовал ее дыхание. — Нам всего хватает.
— Пока хватает. Я думаю о будущем.
— Никогда его не видела, — сказала Рейчел. — Помнишь, что говорил мой папа?
— Забыл.
Она пальцами расчесала его волосы на виске.
— «Будущее — это товар, который откладывается до лучших времен. А я плачу наличными». — Она прыснула и прижалась к его плечу, так что он почувствовал ее упругие груди. — Нет, милый, мы должны жить сегодняшним днем. Здесь и сейчас.
Эти же слова говорила ему Долорес. И губы, и волосы у них похожи, так что, если бы Рейчел совсем приблизила лицо, он бы грешным делом мог подумать, что говорит со своей покойной женой. Их роднила даже эта чувственная дрожь, о которой сама Долорес, даже после стольких лет совместной жизни, возможно, и не догадывалась.
Он пытался вспомнить, о чем собирался ее спросить. Необходимо вернуть ее назад. Заставить рассказать о вчерашнем дне… да… что произошло после того, как она прошлась по берегу и построила замки из камешков.
— Что ты делала после прогулки вдоль озера? — спросил он.
— А то ты не знаешь.
— Не знаю.
— Ты хочешь, чтобы я сказала это вслух? Да? — Она наклонилась так, что ее лицо оказалось на уровне его подбородка; ее темные глаза смотрели на него в упор, ее дыхание смешалось с его дыханием. — Так ты не помнишь?
— Нет.
— Лгунишка.
— Я серьезно.
— Не верю. Если ты действительно забыл, то тебя, Джеймс Соландо, ждут неприятности.
— А ты напомни, — прошептал Тедди.
— Ты хочешь услышать это от меня?
— Я хочу услышать это от тебя.
Она провела ладонью по его скуле и подбородку, а когда заговорила, ее голос звучал хрипло:
— Я вернулась домой еще мокрая после купания, и ты меня всю облизал.
Тедди взял ее лицо в ладони, чтобы не дать ей возможности еще больше сократить расстояние между ними. Его пальцы скользнули вверх, к вискам, и обнаружили там испарину. Он заглянул ей в глаза.
— Расскажи, чем еще ты вчера занималась, — прошептал он и заметил, что в ее кристально чистых глазах промелькнуло нечто. Пожалуй, страх, который затем распространился до верхней губы и переносицы. Он почувствовал, как она дрожит.
Она блуждала взглядом по его лицу, глаза делались все шире и шире, зрачки метались по орбите.
— Я тебя похоронила, — наконец сказала она.
— Да вот же я.
— Я тебя похоронила. В пустом гробу. Потому что твое тело разметало над Северной Атлантикой. Я положила в гроб твой солдатский жетон, это все, что удалось найти. А твое прекрасное тело, твое обгоревшее тело съели акулы.
— Рейчел, — вмешался Коули.
— Как кусок мяса.
— Нет, — сказал Тедди.
— Как кусок прожаренного жесткого мяса.
— Это был не я.
— Они убили Джима. Мой Джим мертв. А ты, блядь, кто такой?
Она вырвалась из его рук, отпрянула к стене и, пригвоздив его колючим взглядом, наставила на него указующий перст.
— Кто он, блядь, такой? — Она плюнула в Тедди.
Он был не в силах пошевелиться. Эта ярость, буквально выплеснувшаяся из ее глаз, парализовала его.
— Хотел меня выебать, морячок? Да? Засунуть в меня свой хуй, пока мои дети играют во дворе? Я знаю, что у тебя на уме! Убирайся! Ты меня слышишь? Убирайся к…
Она накинулась на него, чтобы вцепиться в лицо ногтями, но он успел вскочить с койки, и тут же два санитара, выскочив из-за его спины с кожаными ремнями наготове, поймали Рейчел под мышки и повалили на постель.
Тедди трясло, его прошиб пот, крики Рейчел звенели у него в ушах:
— Сексуальный маньяк! Гнусная тварь! Мой муж, когда узнает, перережет тебе горло! Ты понял? Он отрежет твою голову к чертовой матери, и мы будем пить твою кровь! Мы будем в ней купаться, извращенец гребаный!
Один санитар налег на нее всем телом, а другой своей лапищей намертво прижал ее щиколотки, вдвоем они пропустили ремни сквозь прорези в металлическом брусе над ближним краем койки, спеленали больную крест-накрест, грудь и ноги, затем продели ремни сквозь прорези бруса над дальним краем койки и стянули покрепче, а когда концы ремней вошли в пряжки, раздались характерные щелчки. Сделав свое дело, санитары отошли.
— Рейчел, — обратился к ней Коули по-отечески мягко.
— Все вы гребаные маньяки. Где мои детки? Где они? Верните моих деток, суки! Верните моих деток!
Ее вопль прошил позвоночник Тедди, словно в него вошла пуля. Рейчел рванулась из пут с такой силой, что металлические брусы зазвенели.
— Мы к тебе зайдем попозже, Рейчел, — пообещал Коули.
Она плюнула в него, но плевок, не долетев, упал на пол, она опять завопила, на прикушенной губе выступила кровь, тут Коули кивнул приставам и двинулся к выходу, и они за ним, но Тедди еще успел оглянуться через плечо и встретиться глазами с Рейчел, которая вся выгнулась на матрасе, вены на шее вздулись, губы были мокрые от крови и слюны, и вопила она так, будто по ее душу пришли все мертвецы прошлого, пробравшись в палату через окно.
У Коули в офисе был бар, и, как только они вошли, он туда свернул, на минуту исчезнув из виду за белой марлевой занавеской, и Тедди успел подумать: «Только не сейчас. Господи, пронеси».
— Где вы ее нашли? — спросил он.
— На берегу, возле маяка. Кидала в море камешки.
Да вот же он: Тедди повернул голову налево и увидел Коули, двигавшегося встречным курсом. Зато теперь марлевая ткань закрыла встроенный книжный шкаф, а потом и окно. Тедди протер правый глаз в надежде, что это мираж, но не помогло, и тут в левую половину лица, сверху вниз, как в каньон, хлынула раскаленная лава. Он было решил, что это все Рейчел, продолжавшая дико вопить вдалеке, но дело обстояло хуже, боль пронзила мозг, словно в череп медленно втыкали десяток острых лезвий, лицо его исказила гримаса, а пальцы сами схватились за висок.
— Пристав?
Подняв глаза, он увидел Коули (их разделял стол), чья левая половина расплывалась, как будто перед ним был призрак.
— Да? — с трудом выдавил из себя Тедди.
— Вы побледнели как смерть.
— Босс, ты в порядке? — Неожиданно рядом вырос Чак.
— Да, — снова выдавил он.
Коули поставил на стол стакан с виски, и это было как отдача от выстрела.
