— Хороший день, правда?
— Согласен. Конец октября, в это время обычно уже снег.
— В Нью-Йорке тоже. — Она усмехнулась, кивнула сама себе и посмотрела на свои обшарпанные ботинки. — Гм. Да.
Я отпил немного кофе.
— Так как ты живешь, Кара?
Она снова приложила руку к глазам, закрываясь от солнца, и стала смотреть на вялое утреннее движение. Лучи яркого солнца проникли через торчащие сосульки ее волос.
— Хорошо, Патрик. Правда, хорошо. А как ты?
— Не жалуюсь. — Я взглянул на улицу, а когда повернулся к ней, она внимательно смотрела мне в лицо, будто пытаясь понять, привлекает оно ее или, наоборот, отталкивает.
Она слегка покачивалась из стороны в сторону, движения ее были почти неуловимы. Сквозь открытую дверь «Черного Изумруда» доносились голоса двух парней, спорящих о пяти долларах по поводу бейсбольного матча.
— Ты все еще детектив? — спросила Кара.
— Угу.
— Хорошо зарабатываешь?
— Иногда, — ответил я.
— В прошлом году в одном письме мама сообщала, что о тебе писали все газеты. Крупное дело.
Меня удивило, что мама Кары смогла выкарабкаться из стакана с виски, причем на достаточно длительное время, чтобы прочитать газету и даже написать дочке письмо о том событии.
— Видно, была скучная неделя по части новостей, — сказал я.
Кара оглянулась на здание кафе, провела пальцем над ухом, как если б хотела откинуть назад волосы, которых там не было.
— Какова твоя ставка?
— Зависит от дела. Тебе нужен детектив, Кара?
Ее губы стали совсем тонкими, образовав горестную гримаску, как если бы она во время поцелуя закрыла глаза, а открыв их, обнаружила, что возлюбленный исчез.
— Нет. — Она засмеялась, затем икнула. — Я еду в Лос-Анджелес. Скоро. Получила роль в сериале «Дни нашей жизни».
— Правда? Ну, поздр…
— Всего лишь роль без слов, — сказала она, тряхнув головой. — Играю роль медсестры, которая всегда торчит с бумагами за спиной другой, той, что стоит за стойкой в приемном покое.
— Неважно, — сказал я, — все равно это начало.
В дверях бара появилась голова мужчины. Затуманенными глазами он посмотрел вправо, затем влево, наконец, увидел нас. Мики Дуг, строительный рабочий на подхвате и одновременно дилер в коксовом бизнесе на полной ставке. В свое время он принадлежал к компании Кары и слыл большим сердцеедом. Он до сих пор пытался играть эту роль, хотя волосы его заметно поредели, а мышцы обмякли. Увидев меня, он заморгал и втянул голову в плечи.
Плечи Кары напряглись, как если б он стоял рядом, она невольно потянулась ко мне, и я почувствовал резкий запах рома, исходящий из ее рта. И это в десять часов утра.
— Безумный мир, правда? — Ее зрачки сверкнули как бритвы.
— М-м… пожалуй, — сказал я. — Тебе нужна помощь, Кара?
Она вновь засмеялась, затем начала икать.
— Нет, нет. Нет, я всего лишь хотела поздороваться, Патрик. Ты был для нашей компании классным старшим братом. — Она вновь повернула голову в сторону бара, поэтому мне стало очевидно, где именно закончили сегодняшнее утро некоторые члены этой «компании». — Я ведь хотела просто поздороваться.
Я кивнул и заметил, что по коже ее рук прошла легкая дрожь. Она продолжала смотреть мне в лицо, как будто оно могло открыть ей что-то, потом, не обнаружив ничего, отводила взгляд вдаль, но лишь затем, чтобы через секунду вернуть его обратно. Она напоминала ребенка, стоящего у лотка с мороженым без денег, в то время как у остальных ребят деньги имелись. При этом, провожая взглядом каждую порцию мороженого и шоколадного эклера, которые через ее голову направлялись в другие руки, половина ее естества знала, что ей никогда ничего не достанется, в то время как другая лелеяла слабую надежду, что продавец мороженого по ошибке либо из жалости все же даст ей лакомство. Ложность этого ожидания заставляла ее сердце обливаться кровью.
Я вынул кошелек и достал оттуда свою визитку.
Увидев ее, Кара насупилась, затем взглянула на меня. Ее ухмылка была саркастичной и немного злой.
— У меня все хорошо, Патрик.
— Ты уже порядком набралась в десять утра, Кара.
Она пожала плечами.
— Кое-где уже полдень.
— Но не здесь, однако.
Мики Дут снова высунул свою голову из двери. На этот раз он смотрел прямо на меня, и глаза его не были затуманены, видимо, проясненные уколом, уж не знаю, чем он там торговал теперь.
— Эй, Кара, зайдешь ты, наконец, в зал?
Ее плечи чуть шевельнулись, моя визитка увлажнилась в потной ладошке.
— Побудь там еще, Мик.
Похоже, Мики собирался сказать что-то еще, но, постучав по двери, как по барабану, исчез за ней.
Кара смотрела на улицу, на автомобили долгим, задумчивым взглядом.
— Когда уезжаешь, — сказала она, — ожидаешь, что все станет меньше, когда вернешься. — Она тряхнула головой и вздохнула.
— Не стало?
Она покачала головой.
— Все выглядит так же, как раньше, просто охренеть.
Она отступила на несколько шагов, похлопывая моей визиткой по бедру, широко распахнула глаза, глядя на меня, и отработанным жестом повела плечами.
— Береги себя, Патрик.
— И ты себя, Кара.
Она указала на мою визитку.
— А зачем, когда у меня есть это?
Засунув визитку в задний карман джинсов, она повернулась в сторону открытых дверей «Черного Изумруда». Затем остановилась, повернулась и улыбнулась мне. Это была открытая, великолепная улыбка, но ее лицо, видимо, не было привычно к ней, так как края ее щек задрожали.
— Береги себя, Патрик. Хорошо?
— Беречь от чего?
— От всего, Патрик. Всего.
Я ответил ей игривым взглядом — по крайней мере, постарался. Она кивнула мне так, как будто у нас теперь был свой секрет, и зашагала к бару, в котором и скрылась.
Глава 8
До того как преуспеть на политическом поприще, мой отец занимался политикой в местных масштабах. Он и плакаты держал, и по избирателям ходил, а бамперы всех «шевроле» в нашей семье, сколько я себя помню, пестрели наклейками, кричащими о его ярой преданности делу. Для моего отца политика не имела ничего общего с социальными переменами, и он не дал бы ломаного гроша за то, что политические деятели обычно обещали народу; единственное, что он признавал, были личные связи. Политика представлялась ему эдаким пряничным домиком на высоком дереве, и если будешь водиться с правильными ребятами, они возьмут тебя с собой, оставив неудачников внизу.
