— Я их отключил. — Он подошел к старому холодильнику, который стоял между двумя потертыми коричневыми диванами, офисным оранжевым креслом и стереосистемой — такой старой, что она имела лишь деку с восемью дорожками. Перед креслом стоял сколоченный из узких досок ящик с большими щелями, а еще несколько штук были складированы по другую сторону тюфяка, брошенного на пол прямо за диванами. Пара ящиков была открыта, и я увидел страшные дула черных промасленных автоматов, вылезших из желтой соломы. Хлеб насущный нашего Буббы.
Он открыл холодильник и достал из морозилки бутылку водки. Извлек три стопки из своей солдатской шинели, с которой никогда не расставался. Летняя жара или зимняя стужа — Бубба и его шинель были неразлучны подобно Харпо Марксу
[1]
с его ужасными манерами и тягой к убийству. Бубба разлил водку и вручил нам стопки.
— Слышал, она успокаивает нервы, — и при этом хлопнул себя по спине.
Мои она успокоила. Кстати, Энджи на мгновение закрыла глаза, и я подумал: ее нервы, наверное, тоже. Со стороны Буббы не было вообще никакой реакции, что неудивительно, ведь, насколько мне известно, у него вообще не было нервов, как, впрочем, и других органов, необходимых для человеческого существования.
Бубба плюхнул свое тело весом в двести тридцать фунтов на один из диванов.
— Так зачем вам нужен Джек Рауз?
Мы рассказали.
— На него не похоже. Ваше описание, конечно, эффектно, но не в его стиле. Слишком утонченно для Джека.
— Как насчет Кевина Херлихи? — спросила Энджи.
— Если для Джека слишком тонко, — сказал Бубба, — то для Кевина просто выше планки. — Бубба отпил прямо из бутылки. — Вдумайтесь, большинство вещей ему просто недоступно. Сложение и вычисление, алфавит, дела вроде вашего. Черт возьми, вы должны помнить это со старых времен.
— Возможно, он изменился.
Бубба рассмеялся.
— Ничуть. Стал еще хуже.
— Тогда он опасен, — сказал я.
— О, да, — ответил Бубба. — Как цепной пес. Умеет насиловать, драться, пугать до смерти и многое другое, причем делает это классно.
Он протянул мне бутылку, и я налил очередную рюмку.
— В таком случае, два человека, взявшиеся за дело, которое копает под него и его босса…
— Круглые идиоты, да. — Бубба взял бутылку обратно.
Я посмотрел на Энджи, она показала мне кончик языка.
— Хотите, чтобы я убил его для вас? — спросил Бубба, потягиваясь на диване.
Мои глаза ощутили нервный тик.
— Хм-м-м…
Бубба зевнул.
— Нет проблем.
Энджи коснулась его колена.
— Не сейчас.
— В самом деле, — сказал он, принимая сидячее положение, — нет ничего проще. Я обстряпываю это дело, вам же останется только закопать его череп прямо здесь, и…
— Мы дадим тебе знать, — сказал я.
— Идет. — Он снова улегся на диван и с минуту смотрел на нас. — Хотя, по правде сказать, никогда не замечал, чтобы у этого кретина Кевина была подружка. Похоже, он либо платит за это, либо берет силой.
— Вот это меня и беспокоит, — сказал я.
— Как бы там ни было, — сказал Бубба, — вам не стоит встречаться с Джеком Раузом и Кевином один на один.
— Уверен?
Он кивнул.
— Если пойдете к ним и скажете: «Руки прочь от нашего клиента!», они просто-напросто убьют вас. Серьезно. Они не вполне вменяемы.
И это говорит человек, который защищает свой дом минными полями! Для него, видите ли, Джек Рауз и Кевин не вполне вменяемы! Хорошенькие дела! По крайней мере, теперь я знал, насколько они опасны, эти минные поля, поэтому на обратном пути решил быстро перепрыгивать с места на место, как если бы танцевал джигу.
— Будем действовать через Толстого Фредди, — сказал Бубба.
— Шутишь? — воскликнула Энджи.
Толстый Фредди Константине был крестным отцом бостонской мафии. В свое время он отвоевал контроль у некогда преуспевающей группировки «Провидение», затем усилил свою власть. Джек Рауз, Кевин Херлихи и другие, одним словом, каждый, кто в этом городе продавал хотя бы копеечный пакет, должны были отчитываться перед Толстым Фредди.
— Это единственный путь, — сказал Бубба. — Отправитесь к Толстому Фредди, выразите ему свое уважение, и если эту встречу устрою я, они будут знать, что вы друзья, и не тронут вас.
— Пусть так, — сказал я.
— Когда хотите встретиться?
— Как можно скорее, — ответила Энджи.
Бубба пожал плечами и поднял с пола свой мобильный телефон. Набрал номер и в ожидании ответа выжал из бутылки глоток водки.
— Лу, — сказал он, — передай хозяину, что я звонил. — И повесил трубку.
— Хозяину? — спросил я.
Бубба развел руками.
— Все они насмотрелись фильмов Скорсезе и полицейских сериалов. Вот и воображают, что именно так надо говорить в их среде. Смех да и только. — Перекинув руку через свою грудь, напоминающую горб кита, он налил очередную порцию водки в стакан Энджи. — Ты уже развелась официально, Дженнаро?
Она улыбнулась и осушила стопку.
— Официально нет.
— А когда? — Он поднял брови.
Энджи уперлась ногами в открытую коробку от АК-47 и откинулась на спинку стула.
— Колеса правосудия вращаются слишком медленно, Бубба, а развод — дело тонкое.
Бубба скорчил гримасу.
— Контрабанда комплексов «земля — воздух» из Ливии — вот тонкое дело. А развод…
Энджи провела руками по волосам вдоль висков, посмотрела на облупившуюся трубу отопления, протянутую через потолок.
— В твоем понимании, Бубба, любовные отношения длятся не дольше шестидневки. Поэтому что ты смыслишь в разводах? А?
Бубба вздохнул.
— Я знаю одно: люди, желающие изменить свою жизнь, должны начисто отрезать прошлое. — Он снял ноги с дивана, описав ими в воздухе дугу и приземлившись подошвами армейских ботинок на пол. — А как твои дела, паинька?
— Мои? — удивился я.
— Да, — сказал он. — Как у тебя по части развода?
— Как по заказу, — сказал я. — Пробовал китайское пирожное? Один телефонный звонок — и все доставлено.
Бубба взглянул на Энджи.
— Видишь?
Она безнадежно махнула рукой в мою сторону.
— И ты веришь ему на слово, доктор Фрейд?
— Протестую, — сказал я.
— Иди ты со своим протестом знаешь куда? — сказала Энджи.
