Майрон только начал ощущать себя более или менее комфортно, как из туалета послышался шум смываемой воды. Он вопросительно взглянул на Уина.
– Я не один, – объяснил тот.
– Вот как. – Майрон шевельнулся на диване. – Женщина?
– Догадливый, – хмыкнул Локвуд. – Поразительная проницательность.
– Я ее знаю?
Уин покачал головой:
– Нет. Даже я ее не знаю.
Естественно. Майрон пристально взглянул на друга.
– Хочешь об этом поговорить?
– Нет.
– А то я к твоим услугам.
– Да, я вижу.
Уин взболтал содержимое бокала. Он опустошил его одним глотком и снова потянулся к хрустальному графину. Его речь звучала немного невнятно. Майрон попытался вспомнить, когда Уин – вегетарианец, мастер нескольких видов боевых искусств, владевший восточной медитацией и в любой ситуации чувствовавший себя легко и непринужденно, – в последний раз перебирал спиртного.
Очень давно.
– У меня к тебе вопрос по гольфу, – пробормотал Майрон.
Уин кивнул.
– Как по-твоему, Джек Колдрен сможет сохранить лидерство?
Его друг налил себе бренди.
– Джек выиграет, – объявил он.
– Ты уверен?
– Да.
– Почему?
Уин поднял бокал ко рту и взглянул на Майрона:
– Я видел его глаза.
Болитар скорчил физиономию:
– И что?
– То, что у него снова есть это. Взгляд.
– Надеюсь, ты шутишь?
– Вероятно. Но позволь тебя кое о чем спросить.
– Валяй.
– Что отличает великих спортсменов от просто хороших? Мастеров от ремесленников? Проще говоря, в чем секрет победы?
– В таланте, – ответил Майрон. – В опыте. В умении.
Уин покачал головой:
– Ты знаешь, что это не так.
– Я?
– Да. Талант есть у многих. И опыт тоже. Суть настоящей победы в ином.
– Во взгляде?
– Да.
Майрон поморщился:
– Надеюсь, ты не собираешься мне спеть про «глаз тигра»?
Уин склонил голову набок.
– А кто исполнял песню?
Очередная игра в викторину. Уин-то уж точно знал ответ.
– Это было в «Рокки II», верно?
– В «Рокки III», – поправил Локвуд.
– Там, где появился мистер Ти?
Его друг кивнул.
– И кто играл…
– Клаббер Лэндж.
– Отлично. А исполнитель песни?
– Не помню.
– Группа под названием «Уцелевший», – сообщил Уин. – Забавное название, если вспомнить, как быстро они исчезли.
– Угу, – буркнул Майрон. – Так в чем твой удивительный секрет, Уин? На чем основана победа?
Уин взболтал бокал и сделал глоток.
– Желание, – ответил он.
– Желание?
– Жажда.
– Ага.
– Можно было догадаться, правда? – продолжил Уин. – Взгляни в глаза Джо Димаджио. Или Ларри Берду. Или Майклу Джордану. Вспомни Джона Макинроя во времена его расцвета или Крис Эверт. Посмотри на Линду Колдрен. – Он помолчал. – Посмотри в зеркало.
– В зеркало? У меня он тоже есть?
– Когда ты выходил на «паркет», – произнес Локвуд, – у тебя был взгляд как у психа.
Они замолчали. Майрон отпил большой глоток «Йо-Хо». Приятно чувствовать в руках холодный алюминий.
– Ты говоришь о «жажде» так, словно сам никогда ее не ощущал, – заметил Майрон.
– Да.
– Чепуха.
– Я хороший гольфист, – промолвил Уин. – Точнее, очень хороший. В юности я много тренировался. Даже выиграл несколько турниров. Но у меня никогда не было особого желания подняться на ступеньку выше.
– Но я видел тебя на ринге, – возразил Майрон. – На соревнованиях по боевым искусствам. И ты казался мне очень «жаждущим».
– Это другое дело.
– Почему?
– Потому что я не считаю боевые искусства просто спортивным соревнованием, где победитель притаскивает домой сверкающие трофеи и хвастается ими перед коллегами и друзьями. Так же как не вижу в них источник тех пустых переживаний, которые люди склонны именовать «славой». Борьба для меня вообще не спорт, а искусство выживания. Если я проиграю там, – он нарисовал пальцем воображаемый ринг, – то могу проиграть и в жизни. – Уин поднял глаза к потолку. – Но… тут есть еще нюанс.
– Неужели?
Уин сплел пальцы вместе.
– Видишь ли, для меня борьба – вопрос жизни и смерти. Так я ее понимаю. Но спортсмены, о ком мы говорим, идут дальше. Для них каждое соревнование, даже самое пустячное, вопрос жизни и смерти, а проигрыш – то же самое, что смерть.
Майрон кивнул. Его это не впечатлило, но пусть говорит.
– Я вот чего не понимаю, – сказал он. – Если у Джека есть такая «жажда», почему он не выиграл ни одного соревнования?
– Потому что он его потерял.
– Кого, желание?
– Да.
– Когда?
– Двадцать три года назад.
– На Открытом чемпионате?
– Да. У большинства спортсменов это происходит постепенно. Они просто устают или выигрывают так много, что им удается утолить голод, пылающий у них внутри. Но с Джеком было по-иному. Его огонь погас в одно мгновение, как свечка. На глазах у всех. Двадцать три года назад. На шестнадцатой лунке. Мяч попал в карьер. И все кончено.
– До сегодняшнего дня, – добавил Майрон.
– До сегодняшнего дня, – согласился Уин. – У него ушло двадцать три года, чтобы опять раздуть пламя.
Оба продолжали пить. Уин прихлебывал. Майрон делал крупные глотки. Холодный шоколад приятно скользил в горле.
– Давно ты знаешь Джека? – поинтересовался Болитар.
– Мы познакомились, когда мне было шесть лет. А ему пятнадцать.
– В то время у него уже была «жажда»?
Уин улыбнулся:
– Он с большей охотой согласился бы выковырять перочинным ножом собственную почку, чем проиграть кому-нибудь на поле для гольфа. – Взгляд Уина скользнул по Майрону. – Была ли у Джека «жажда»? Он воплощал ее в себе в чистом виде.
– Похоже, ты им восхищался.
– Да.
– А сейчас?
– Нет.
