Индеец положил в рот остаток галеты, наклонился чуть вперед, достал непонятно откуда охотничий нож и, протянув руку, помешал им в кастрюльке фасоль, после чего поднял глаза на Билли и провел лезвием по языку сперва в одну сторону, потом в другую, словно правил бритву. Потом воткнул нож в бревно, служившее основанием костра.
— Давно живете здесь? — спросил он.
— Десять лет.
— Десять лет… Земля своя, родительская?
— Нет.
Протянув руку, индеец взял вторую галету, располовинил ее ровными белыми зубами, сидит жует.
— А вы-то сами откуда будете? — спросил Билли.
— От верблюда.
— А идете куда?
Индеец вытащил нож из бревна, наклонился и снова помешал им фасоль, снова облизал лезвие, просунул нож в ручку кастрюльки и, сняв почерневшую посудину с огня и поставив перед собой на землю, стал с ножа есть фасоль.
— А что еще у вас в доме есть?
— В каком смысле?
— Я говорю: что у вас в доме есть еще?
Он поднял голову и, продолжая неторопливо жевать, обвел их, освещенных пламенем костра, взглядом полуприкрытых глаз.
— Типа чего, например?
— Типа чего угодно. Чего-нибудь, что я мог бы продать.
— Такого нет ничего.
— Так-таки и ничего.
— Нет. Ничего, сэр.
Сидит жует.
— Вы что, в пустом доме живете?
— Да нет.
— Тогда что-нибудь должно быть.
— Ну, мебель есть, всякое такое. Кухонное барахло разное.
— А патроны к винтовке есть?
— Да, сэр. Есть немного.
— Какого калибра?
— К вашей не подойдут.
— Какого калибра, спрашиваю?
— Центробой ноль сорок четыре — сорок.
{3}
— Дык принеси таких.
Старший мальчишка кивнул в сторону прислоненной к дереву винтовки:
— Они же к вашей не подойдут!
— Да и плевать. Сменяюсь с кем-нибудь.
— Патронов я вам вынести не могу. Отец хватится.
— Зачем тогда ты вообще про них вякал?
— Мы, пожалуй, пойдем, — сказал Бойд.
— Нам бы кастрюльку…
— А еще что у вас там есть? — спросил индеец.
— Да нет у нас ничего, — отозвался Бойд.
— Я не тебя спрашиваю. Что у вас есть еще?
— Не знаю. Я посмотрю, может, что-нибудь найду.
Индеец положил в рот вторую половину галеты. Потрогал кастрюльку пальцами, поднял и вылил остатки фасоли с соусом в рот, пальцем вытер стенку посудины изнутри, облизал палец дочиста и вновь поставил кастрюльку наземь.
— Кофе мне принеси, понял? — сказал он.
— Да я смолоть не смогу — услышат.
— Принеси так. Я камнем растолку.
— Хорошо.
— А он пусть останется.
— Зачем?
— А чтобы я не заскучал тут.
— Чтобы вы не заскучали?
— Ну да.
— Ну а ему-то тут зачем сидеть?
— Да что я — съем его, что ли?
— Знаю, что не съедите. Потому что он не останется.
Индеец поцыкал зубом.
— А капканов у вас нет?
— Капканов у нас нет.
Он глянул на мальчишек снизу вверх. Еще раз с длинным посвистом цыкнул зубом.
— Ладно, иди тогда. Сахару мне принеси.
— Хорошо. Кастрюлю можно забрать?
— Возьмешь, когда вернешься.
Когда вышли на коровью тропу, Билли обернулся к Бойду, тот поглядел назад, на костер среди деревьев. Луна над прерией горела ярко — хоть скот считай.
— Мы ведь не понесем ему кофе, правда же? — нарушил молчание Бойд.
— Еще чего!
— А как же насчет кастрюли?
— А никак.
— А если мама спросит?
— Просто скажи ей правду. Скажи, что я отдал ее индейцу. Что к дому приходил индеец и я ему отдал.
— Ладно. Но все равно мне заодно тоже достанется.
— Но мне-то ведь достанется больше!
— А ты возьми лучше скажи, что это я сделал.
— Еще чего.
Вот позади уже и выгон, потом ворота и тут же свет, полосами протянувшийся от окон дома.
— Перво-наперво не надо было вообще нам к нему ходить, — сказал Бойд.
Билли не отозвался.
— Или надо было?
— Нет.
— Тогда зачем мы…
— Не знаю.
С утра, еще перед рассветом, в их комнату вошел отец.
— Билли, — позвал он.
Старший брат сел в кровати и посмотрел на отца, который на фоне света из кухни обозначился силуэтом.
— С чего это у нас пес в коптильне заперт?
— А, это я его забыл выпустить.
— Ты его забыл выпустить?
— Да, сэр.
— А он-то с самого начала что там забыл?
Парнишка выскочил из постели ногами на холодный пол, потянулся за одеждой.
— Ну щас, щас пойду выпущу, — сказал он.
Отец постоял еще секунду в дверях, потом двинулся через кухню в коридор. Свет из открытой двери упал на Бойда; Билли стало видно, как тот спит, свернувшись калачиком в другой кровати. Он натянул штаны, отыскал на полу сапоги и вышел вон.
Когда он всех животных накормил и наносил воды, стало совсем светло, он поседлал Бёрда, прямо в деннике сел верхом и, выехав из конюшни, направился вниз по реке искать индейца или хотя бы посмотреть, там он еще или нет. За всадником по пятам увязался пес. Сперва через пастбище, потом вдоль реки, потом между деревьев. Набрав повод, остановился, посидел. Пес тоже дальше не пошел, стоял, подергивая носом вверх и вниз, нюхал воздух, собирал и воссоздавал про себя — картинку за картинкой — события вчерашнего вечера. Мальчик снова пустил коня вперед.
Там, где накануне останавливался индеец, на месте костра лежали черные холодные угли. Конь неспокойно переминался, вдруг пошел боком, а пес заходил кругами около кострища носом в землю, вздыбив шерсть на загривке.
Когда Билли возвратился в дом, у матери уже готов был завтрак, он повесил шляпу, приставил стул и стал накладывать в тарелку яичницу. Бойд уже вовсю наворачивал.
— А папа где? — спросил старший.
