— Что-то не припоминаю, — буркнул управляющий.
— А вот ваша жена ее сразу узнала. По словам миссис Гирстон, девушка в ноябре прожила несколько дней в квартире номер четырнадцать.
— Моя старуха любит сболтнуть лишнее.
— Она честный человек, как, надеюсь, и вы. Вы ведь честный человек, не правда ли, мистер Гирстон?
— Стараюсь быть честным, если только ради этого не надо в петлю лезть.
— Стало быть, вы узнаёте девушку?
— Кажется, да.
— Когда вы видели ее в последний раз?
— В ноябре, как вы и сказали. Она выезжала из квартиры, и я помогал ей выносить вещи.
— А куда она ехала?
— В Сакраменто, к матери. Я задал ей этот вопрос, так как обратил внимание, что чемоданы у нее материнские. Она себя неважно чувствовала, вот я и помог ей снести вещи вниз. — Вид у Гирстона был такой, словно за этот поступок он ждал от меня благодарности.
— А что с ней было?
— Не знаю, живот, может, болел. Лицо у нее опухшее было.
— Вы не могли бы назвать точную дату?
— Попробую. Это было на следующий день после того, как моя старуха в больницу загремела. Попала она туда одиннадцатого ноября, пролежала две недели и три дня и двадцать восьмого выписалась. Я, между прочим, еще не всю сумму за больницу выплатил. — Гирстон замолчал на мгновение и со значением добавил: — А у родителей девушки деньжата водятся, верно?
— Кое-что есть. А вы откуда знаете?
— По ее туалетам. Моя старуха говорит, у нее вещи от Маньяна — модные, дорогие. И потом, вы же видели, как ее мать здешнюю квартиру обставила. Вас, кстати, ее мать наняла?
— Вся семья.
— А вознаграждение за дочку назначено?
— Тому, кто поможет ее найти, награда, уверен, обеспечена.
Тут Гирстона как подменили. Уверяя, что вознаграждение его нисколько не интересует, он повел меня в свой кабинет, находившийся в конце коридора, под лестницей. Мебели в кабинете было немного: старый сейф, бюро с откидной крышкой и вращающийся стул со сломанной спинкой. Включив зеленую лампу под зеленым абажуром, управляющий пригласил меня сесть, однако я остался стоять, облокотившись на дверь, чтобы видеть, кто входит в дом.
— Вспомните, пожалуйста, на чем девушка в тот день уехала, — попросил я. — На такси?
— Нет, на машине.
— На зеленом «фольксвагене»?
— Нет, если не ошибаюсь, на старом «бьюике». Ее увез какой-то мужчина.
— Вы его знаете?
На этот вопрос Гирстон ответил не сразу: порылся в лежащих на столе бумагах, нашел скрепку, не торопясь разогнул ее. При свете зеленой лампы лицо его, казалось, отливало старинной бронзой, и я почувствовал себя археологом, который производит раскопки довольно еще свежих захоронений.
— Так сколько, вы говорите, готовы заплатить ее родственники?
— Не знаю, мистер Гирстон. Думаю, вознаграждение будет соответствовать оказанной помощи.
— О'кей, — решился он. — Да, я его знаю. У нас с ним... одно время были деловые связи. Зовут его Мерримен, он был агентом по продаже недвижимости. Сегодня по телевизору показывали дом, где его убили.
— Девушка уехала с Беном Меррименом в ноябре?
— Совершенно верно.
— Они дружили?
— Думаю, да. Сюда ведь тоже он ее привез.
— Когда это было?
— В первых числах ноября. Мне он сказал, что она дочка миссис Смит и мать не возражает, если дочь поживет у нее в квартире. А мне-то какая разница, пусть живет, — не моргнув глазом солгал управляющий. — Квартиру ведь не миссис Смит, а Мерримен снимал, за нее было до конца года заплачено.
— И сколько времени девушка в этой квартире прожила?
— Неделю, может, чуть дольше. Все это время она сидела запершись — тихо, как мышка. По-моему, и на улицу ни разу не вышла.
— А Мерримен к ней наведывался?
— Почти каждый день заходил.
— У них был роман?
— На этот вопрос, мистер, я вам ответить не могу, — сказал Гирстон через силу, еле ворочая языком, словно верблюд. — В частную жизнь квартирантов мы не вмешиваемся, — добавил он, поджав губы.
— И все-таки, как вам кажется, мог у них быть роман? Это важно.
— Мог, почему нет. Сидел он у нее допоздна, продукты ей носил. Да и уехали они вместе — это тоже не случайно.
— Вы говорите, они поехали к ее матери в Сакраменто?
— Так они мне сказали.
— А кто именно сказал, девушка или Мерримен?
— Кажется, он. Да, точно, Мерримен.
— А о своих дальнейших планах они не говорили?
— Со мной — нет.
— Девушке не терпелось увидеться с матерью?
— Ей, по-моему, вообще все было безразлично. Вид у нее был совсем невеселый.
— А что вы можете сказать про ее мать? Вы же ее знаете?
— Конечно, она ведь у нас больше полугода квартиру снимала. С перерывами, правда. Миссис Смит с ее дочкой не спутаешь.
— То есть?
— Мамаша — дамочка хоть куда, боевая. Богема, что ж вы хотите. Все художники такие.
— А она художница?
— По ее словам, да. Сниму, говорит, квартиру, чтобы было где порисовать на покое. Я, правда, ни разу не замечал, чтобы миссис Смит картины писала. Да и вообще я ее редко видел. Квартиру ведь ей снял Бен Мерримен, он со мной вел переговоры, а не она. Иногда, бывало, я ее по целому месяцу не видал. Приедет, поживет и опять уедет. Да и держалась она очень незаметно.
— Она одна жила?
— Приезжала и уезжала одна.
— А гости у нее бывали?
— Наверно. Я за этим специально не слежу, но, куда вы клоните, понимаю. Вы хотите знать, навешал ли ее мужчина? — Последние слова Гирстон произнес, опять поджав губы, отчего вся фраза сделалась неприличной.
— И что же, навещал?
— Точно сказать не могу.
— А вы сами когда-нибудь видели ее вдвоем с мужчиной?
— Сейчас и не вспомню. Здесь ведь, знаете, сколько людей ходит. И днем, и ночью... Я за своими жильцами шпионить не нанимался.
— А мог этот человек быть Беном Меррименом?
— А почему бы и нет? — Управляющий отвел глаза, уставившись куда-то в угол, а потом вдруг спросил: — Скажите, а что случилось с Беном, мистер? По телевизору сказали, что его забили насмерть.
В это время хлопнула входная дверь, но вместо Стэнли в подъезд вошла молодая женщина в темной шляпе и в строгом костюме. Она закрыла за собой дверь, с минуту постояла, устало облокотившись на притолоку, а затем, встретившись глазами со мной, стала подыматься по лестнице. В кабинете у нас над головой застучали ее быстрые шаги.
