– А у вас будет романтическое приключение, – говорил ей Мизин. Его лицо было затуманено ничего не значащей мудростью. – Империя страсти! Обалденный прикол!
– А кто, интересно, составит мне пару в этом приключении? – спросила Стелла. – Случайно не лысоватый молодой человек вроде вас?
И снова смех.
– Генерал не появлялся? – спросил я Лору.
Девушка отрицательно покачала головой.
– Нет. Мне кажется, он неважно себя чувствует. Лежит на кровати, на лбу мокрое полотенце… Так всегда бывает при небольшой болтанке. А вы хорошо переносите болтанку?
Она оперлась локтями о стойку, опустила подбородок на ладони и стала гладить мое лицо уже знакомым мне познавательским взглядом.
Черт знает, что у этого генерала на уме! – думал я, покачивая в пальцах бокал и глядя, как золотистое вино облизывает его стеклянные бока. И я еще задачку ему подкинул: встал поперек пути и заговорщицким шепотом предложил свои услуги. Теперь он, бедолага, лежит на кровати и голову ломает, какие такие услуги я имел в виду. Еще подумает… Стыдно! Надо зайти и извиниться.
Мне стало смешно. Я повернулся в сторону праздника жизни. Мизин закончил предсказывать будущее и снова принялся спаивать женщин, сливая в один бокал кипрское пиво «Кео» и алжирский тростниковый ром. Помешав соломинкой, он пустил пойло по кругу, а сам принялся с жаром объяснять Алине (настойчиво называя ее Элен) значение хиромантической сетки на своей ладони, словно ей это было интересно и она сама об этом попросила.
Стелла благоразумно отказалась от угощения, подошла ко мне и взяла за руку. Я оглянулся и благодарно кивнул Лоре, у которой, судя по потухшим глазам, быстро испортилось настроение. Мы прошли мимо капитанской рубки и уединились на носу яхты. Сюда не доносился шум моторов, и казалось, что мы стоим на белом треугольном крыле, которое бесшумно летит над водой навстречу ветру.
– Виктор устроил сцену ревности? – спросил я.
– Нет, – покачала головой Стелла. – Он лишь строго предупредил, чтобы я впредь не нарушала предписанный им режим. И я клятвенно пообещала принимать пилюли строго по часам и жевать их под звуки марша.
– Надеюсь, что госпожа Дамира не застала вас вместе?
– Эта желчная дама мне не мама и даже не будущая свекровь, – ответила Стелла, крепче прижимаясь к моему плечу. – И она мне безразлична… Хотя нет. Все-таки ее немного жалко.
– Почему?
– Она ревнует Виктора ко всем, кто к нему приближается. Будь ее воля, она бы посадила его в золотую клетку, чтобы сутками напролет любоваться им. Напрасно! Это не восполнит хронический недостаток ее любви к нему. Они ведь встретились совсем недавно, а до этого много лет жили врозь.
– Это заметно, – сказал я. – Виктор обращается к ней на «вы». Она что ж, в разводе с его отцом?
– Да, сначала была в разводе, а потом отец Виктора погиб, – подтвердила Стелла. – Они поженились на Кипре. Отец Виктора работал в Никосии в российском посольстве. Когда Дамира оставила их, мальчишке было два или три года, потому он совсем ее не помнит.
– Кто же его воспитывал?
– Виктор говорит, что родители отца. Они всю жизнь прожили на Урале.
– Значит, отец Виктора русский, а госпожа Дамира – киприотка? Что ж мамочка столько лет не интересовалась судьбой сына? – удивился я.
– У каждого свои странности, – пожав плечами, ответила Стелла, – не нам ее судить.
– Удивляюсь, что она вообще сумела его разыскать и доказать свое материнство.
– Это не так сложно, – ответила Стелла. – Зная фамилию Виктора, она сделала запрос в российский МИД, потом написала ему в Екатеринбург и выслала старую фотографию, на которой была снята вместе с отцом Виктора. Виктор, конечно, был в шоке, ведь он думал, что его мать умерла. Они стали переписываться, потом мадам приехала к нему. Естественно, было море слез, соплей, раскаяния… И вот она повезла его с собой на Кипр. Там у нее вилла недалеко от Керинеи.
– А что случилось с его отцом? Почему он погиб?
Стелла пожала плечами:
– Виктор об этом очень неохотно рассказывал. Насколько я поняла, это было в семьдесят четвертом году, они вдвоем отдыхали в Фамагусте, на восточном берегу Кипра. И как раз в то время началась турецкая оккупация. Может быть, во время массовых беспорядков?
– Фамагуста, – повторил я. – Что-то я слышал об этом городе.
– Теперь его чаще называют Мертвым городом, – тихим голосом произнесла Стелла, отчего у меня побежали по спине мурашки. – Когда-то это был самый крупный порт и курорт Кипра. А теперь в нем живут только крысы. Он обнесен колючей проволокой, его сторожат миротворческие войска, а посмотреть на него можно лишь с десяти километров через подзорную трубу.
Я коснулся щеки девушки пальцами и повернул ее лицо к себе.
– Тебя послушаешь, – произнес я, – и складывается впечатление, что ты сама ходила по его улицам.
– А ты разговори Виктора, – усмехнулась Стелла. – Он тебе…
Она вдруг замолчала. На нос яхты выбежала Алина и, увидев нас, остановилась. Грудь ее часто поднималась и опускалась, несколько секунд она дышала настолько тяжело, что не могла говорить.
– Стелла, – наконец произнесла она. – Срочно спустись к Виктору… Нужна твоя помощь… Там что-то случилось с Мизиным.
Глава 20
– Моя помощь? – повторила Стелла и удивленно взглянула на меня. – А при чем здесь я?
Мне, впрочем, просьба Алины не показалась чем-то из ряда вон выходящим. И неторопливость Стеллы в этот момент стала для меня непозволительной роскошью. Не дожидаясь, пока девушка сообразит, чего от нее хотят, я кинулся по палубе к лестнице, едва разминувшись с Алиной.
Я с грохотом сбежал по лестнице в коридор. В конце его, у дверей в кают-компанию, стояли генерал и госпожа Дамира. Обогнав меня, с большой медицинской сумкой в руке мимо пробежал капитан.
– Я вас умоляю! – крикнул он. – Освободите проход! Здесь нечем дышать!
Только сейчас я увидел, что дверь каюты Виктора распахнута настежь. Генерал, который своей мешковатой фигурой в самом деле заслонял вход, глянул на меня и покачал головой, высказывая этим жестом свое отношение к событию.
Я едва не наступил на темно-вишневое пятно на ковровой дорожке, перешагнул его и поднял голову. Шестая каюта. На полировке двери отчетливо были видны смазанные следы крови, словно человек, опершись окровавленными ладонями в дверь, сползал на пол.
– Осторожнее! – предупредила меня госпожа Дамира, кивнув мне под ноги.
Я не сразу заметил валяющийся у плинтуса небольшой пожарный топорик с красной деревянной ручкой, напоминающий ледоруб.
– Ничего не трогать! – отозвался из каюты врача капитан.
Наконец я подошел к распахнутой двери. Мизин лежал на полу, на левом боку, в майке, покрытой бурыми пятнами, и, как ни странно, не только жил, но и курил, часто и нервно затягиваясь. Виктор и капитан сидели рядом с ним на корточках. Врач держал в руке зажим с красным, как перезрелая клубника, тампоном и медленно водил им по затылку и шее Мизина, словно красил. Рядом лежал полиэтиленовый пакет, уже на треть заполненный пропитанными кровью тампонами. В черном кривом рубце, который протянулся от уха до нижней границы волос на затылке, еще пульсировала кровь, но она уже не вытекала, быстро свертываясь и подсыхая.
