Вторая бумажка, смятая в комок, полетела на пол. Я снова повалился на кровать, уже спокойный и почти счастливый.
Кроме меня, Стеллы и Мизина, под подозрение попадали все.
Глава 21
Пробуждение солнечным утром на яхте, когда каюта наполнена золотистыми бликами, и зеленые волны облизывают иллюминатор, и романтично курлыкают чайки, – чистая страница жизни, которую, при воспоминании черной страницы вчерашнего дня, хочется прижать к губам и оставить нетронутой до самого вечера.
Я проснулся рано, в седьмом часу, чувствуя необыкновенный прилив сил и стремление к решительным действиям. Самое интересное, что у меня не было сколько-нибудь конкретного плана этих действий, но меня это ничуть не смущало, и я безоговорочно принял принцип Наполеона: главное – ввязаться в драку, а там видно будет.
Окатив себя ледяным душем, я освежил лицо лосьоном «Нивея», стоящим на парфюмерной полочке под зеркалом, смастерил прическу а-ля Нефедов, к которой уже успел привыкнуть, и впрыгнул в брюки. Тут на ковер беззвучно упал маленький голубой предмет, на который я едва не наступил.
Я поднял его и положил на ладонь. Блочок двойного лезвия для дамского бритвенного станка «Жиллетт» напомнил мне о том, как очень давно, на материке, именуемом Евразией, я вместе с избалованной манекенщицей Эммой хулиганил в гостинице «Южная». Тогда мне казалось, что я вот-вот поймаю жар-птицу за хвост, что все так просто: стоит выяснить гостиничный номер по кассовому чеку, как вся криминальная структура в одночасье рухнет и изо всех щелей врассыпную кинутся злодеи.
Мне захотелось с резонерскою любовью похлопать самого себя по плечу и сказать: ничего, старичок, мудрость приходит с опытом. Я вздохнул и кинул лезвие в мусорную корзину. Промахнулся, и лезвие, кажется, угодило куда-то за унитаз.
До завтрака оставалось еще около двух часов, но у меня уже не было сил сидеть в каюте, словно в комфортабельной камере-одиночке. Я прихватил несколько рекламных буклетов, предвосхищающих райскую жизнь в отелях Кипра, и распахнул дверь.
И в коридоре, как на фоне декораций, пришел в движение театральный статист. Я застал Мизина за делом, которое он наверняка хотел сохранить в тайне. Резко выпрямившись перед капитанской каютой, он волчком повернулся к ней спиной и, продолжая череду движений, поднял руки над головой, словно потягиваясь, и притворно зевнул.
– Доброе утро! – приветствовал он меня, хорошо маскируя некоторую неловкость.
Я не мог ошибиться: Мизин что-то высматривал у капитанской каюты или же подслушивал, склонившись у замочной скважины, а я застал его в самый разгар этого интимного процесса.
– Доброе утро, – ответил я. – Там что-то интересное?
– Очень, – блеснув золотом, усмехнулся Мизин. Он понял, что притворяться уже не имеет смысла.
– Как твой затылок? – поинтересовался я.
– Заживает как на собаке.
– Главное, чтобы подсматривать не мешал.
Мизин с охотой улыбнулся, принимая мой юмор.
– Кто владеет информацией, – ответил он, заталкивая обе руки в узкие карманы джинсов, – тот крепко спит.
– По-моему, эта пословица звучит несколько иначе, – предположил я.
– Какая разница! – ответил Мизин, дернув щекой, и вытащил из кармана раздавленную пачку дешевых сигарет. – Полнейший нонсенс, никакого адекватного восприятия!
Последнюю фразу он произнес с такой агрессивной убежденностью, что я не сразу понял, очень умная эта фраза или наоборот.
– Может, поделишься? – спросил я.
– Чем? Куревом?
– Нет. Информацией.
– А что в обмен? – стал торговаться Мизин, поднося огонь зажигалки к сигарете.
– А что ты хочешь?
– Я подумаю, – кивнул он, выпуская облако дыма. – На досуге.
Я закрыл дверь на ключ. Мизин вразвалочку пошел к своей каюте, фальшиво напевая «Ветер с моря дул, наддавал в балду». Он неправдоподобно долго искал в карманах ключ, затем пытался попасть в скважину, выжидая, когда я наконец уйду. Я быстро поднялся по лестнице, предоставив возможность Мизину продолжить сбор информации, и вышел на палубу.
На море был штиль. Рассекая белоснежным форштевнем голубую гладь, яхта изящно плыла к горизонту, где в матовой дымке сливались море и небо. Несколько чаек зависли над палубой, лениво взмахивая острыми крыльями, и наклоняли свои маленькие лысые головки то в одну сторону, то в другую, высматривая на палубе хлебные корки. Солнце взмыло уже на треть своего пути к зениту и щедро припекало.
Я взялся за перила, вдохнул всей грудью и только тогда заметил стоящего на корме ко мне спиной Виктора. Врач был неподвижен. Он ссутулил спину и втянул голову в плечи, словно его знобило. Одет он был в узкий темный пиджак с коротким стоячим воротником, отчего напоминал ксендза.
– Здравствуйте, доктор! – приветствовал я Виктора, подходя к нему.
Он обернулся, мельком взглянул на меня и снова уставился в пустынное море, демонстрируя полное нежелание общаться.
– Как самочувствие нашей с вами подопечной? – задал я вопрос, провоцируя врача на контакт.
– Моей подопечной, – поправил Виктор, не поворачивая головы. – Насколько мне известно, вы ведь не имеете никакого отношения к медицине?
– Стелла говорила, что вы можете рассказать много интересного о Кипре, – сказал я, не обратив внимания на последнюю реплику Виктора. – Кажется, вы провели там детство?
Врач молчал.
– Мне давно хотелось у вас спросить, – продолжал я. – Ваша мать никогда не имела советского гражданства?
– Что вы от меня хотите? – с болью в голосе спросил Виктор, наконец повернувшись ко мне. – Оставьте, пожалуйста, меня в покое. И Стеллу.
– Что я хочу? – переспросил я. – Чтобы в этом круизе у вас было поменьше работы.
– Моя работа меня не утомляет, – словно укоряя меня в бездеятельности, произнес он и снова отвернулся.
Виктор находился в плену ревности, и говорить с ним было трудно. Я опустил руку на его ладонь, сжимающую поручень, и пожал ее.
– Доктор, я не враг вам. Скорее друг. И хочу предупредить: будьте осторожны!
– Спасибо, – ответил он сдержанно. – Но мне нечего и некого опасаться.
– Дай бог, чтобы вы оказались правы, – ответил я, – но ваша матушка придерживается другого мнения.
Я уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг врач глухо произнес:
– Постойте!
И сам шагнул ко мне. Кажется, я точно нажал на кнопку, открывающую доступ в душу Виктора.
– Коль речь зашла о моей матери, – произнес врач взволнованно, и его глаза при этом стали беспокойно бегать, словно он следил за игрой в пинг-понг, – то я хотел бы вас кое о чем предупредить… Вам может показаться, что госпожа Дамира чем-то озабочена, что ее…
