– Примите наше… – заикнулся было капитан, но госпожа Дамира молниеносно оторвала платок от лица и гнусаво, словно у нее был насморк, воскликнула, путая родной язык с русским:
– Не сметь! So the completely immoral people can speak only! You hated it! You wished to him death!.
[10]
Не сметь кощунствовать!
– Чего? – не понял Мизин, глядя по сторонам в надежде получить перевод.
– You want to tell, what I the murderer?
[11]
– отозвался из-за спины Дамиры капитан.
– You can not use English. The passengers well see all and understand!
[12]
– не скрывая презрительного акцента, ответила женщина и добавила для всех присутствующих: – Извините!
– Хотелось бы въехать в суть общения, – опять напомнил о своих правах Мизин.
– Хорошо! – вдруг решительно произнес капитан, и я заметил, как рядом со мной болезненно поморщился генерал. – Будем говорить открыто! – еще раз продемонстрировал решительность капитан и встал за моей спиной, чтобы видеть лицо госпожи Дамиры. – Да, я относился предвзято к вашему сыну, и у меня были на это веские основания. Если вам так угодно, я могу объяснить мотивы.
– Господа! – Генерал втиснулся в короткую паузу в речи капитана. – Мне бы не хотелось, чтобы мы сейчас потеряли контроль над собой…
– Зачем же вы его перебиваете? – спросила Алина. – Пусть капитан выскажется, мы его послушаем, зададим вопросы.
– Не будьте так жестоки! – упрекнул Алину генерал. – Мать Виктора уже выплакала все слезы! Проявите хоть к ней сострадание!
– Отчего же! – заняла позицию Алины госпожа Дамира. Она смело убрала платок от глаз, так как генерал невольно и очень точно объяснил всем причину отсутствия слез, и женщина уже могла этого не стесняться. – Отчего же! – повторила она. – Пусть капитан объяснит мне, какие у него были основания.
– Тогда потрудитесь меня не перебивать, – попросил капитан. – Вскоре после отплытия из Ялты я получил радиограмму. Капитанам всех судов предписывалось проверить документы и личные вещи у пассажиров. Не у всех, а только у тех, которые по внешним признакам соответствовали описанию преступника.
– Преступника?! – в один голос ахнули Дамира и Мизин.
– Да, преступника, – ответил капитан и выразительно посмотрел на Дамиру. – Из воинской части, расстреляв караул, сбежал солдат с автоматом.
Мизин хихикнул и пожал плечами.
– А при чем здесь доктор? Разве он был солдатом?
– Вы представляете? – с возмущением сказала Дамира, глянув на Мизина как на союзника, ибо он озвучил ее мысли.
– Я не знаю, кем был доктор, – чувствуя себя уязвленным насмешкой Мизина, ответил капитан. – Я знаю только, что он отказался предъявить документы и вещи к досмотру. И, между прочим, внешне соответствовал описанию преступника.
– Вы что говорите? Вы что себе позволяете? Не выставляйте себя на посмешище! – торопливо заговорила Дамира. – Первый раз в жизни слышу, что мой сын похож на солдата!
– Скорее я похож на солдата, – сознался Мизин.
– Это потому, что ты молодой! – махнул на него генерал.
– Вы не отвлекайтесь! – попросила капитана Алина.
– Да, это еще не все! – Капитан взмахом руки остановил сарказм Дамиры. – Незадолго до того, как с господином Мизиным произошел скверный случай, вашего сына видели у пожарного щита.
– У пожарного щита?! – вскрикнула женщина. Она раскраснелась от избытка эмоций, и я стал опасаться, как бы у нее не случился сердечный приступ. – Вы и меня могли видеть у пожарного щита! И господина Нефедова! И наших барышень!
– Господа! – вмешалась Алина, торопясь прийти к однозначному выводу. – Кажется, уже всем понятно, что без вмешательства полиции нам не обойтись!
– Ну все! – обиженно протянул Мизин. – Плакал мой отпуск!
– Какая же вы наивная! – вполголоса произнес генерал, близко придвигаясь к Алине. – Вы полагаете, что полиция быстро во всем разберется? Как бы нам от этой полиции не заплакать горькими слезами.
– Лично я плакать не собираюсь, – со скрытым намеком ответила Алина.
Генерал неестественно рассмеялся и поманил Алину пальцем.
– Вы еще слишком молоды и потому так самоуверенны. Вы еще не знаете, чем славится Интерпол. Подтасуют факты и упрячут всех нас за решетку. Потом не рады будете, что связались с ними!
– Как можно подтасовать тот факт, что капитан ночью отстирывал рукав своего кителя? – подключила тяжелую артиллерию Алина.
– Меня подставили! – багровея, ответил капитан. – Понятия не имею, откуда на рукаве оказались капли крови!
– А как можно подтасовать то, – влепил свой довод Мизин, – что, когда меня шарахнули по затылку, я упал лицом вперед и хорошо видел лестницу, а по ней никто не убегал, а за мной хлопнула дверь? А?
Я поверить не мог, что Мизин бесплатно отдал такую ценную информацию.
– Что ж вы раньше молчали! – оживился капитан. – Это же о многом говорит!
– Не понимаю, о чем это говорит! – не задумываясь, отвергла довод Дамира.
– Это говорит о том, что преступник проживает в носовой части, где-то в первых четырех каютах! – пояснил капитан.
– Какой же вы… – сокрушенно покачала головой женщина, с презрительным прищуром глядя на капитана. – В первых четырех! А почему вы забыли упомянуть кают-компанию с камбузом, где в это время находилась ваша дочь?
– А вот о моей дочери не надо! – с необычайной яростью взревел капитан и помахал у себя над головой пальцем. – Не надо о Лоре! Не впутывайте девчонку в свои грязные дела!
– Интересно, – криво улыбнулась Дамира, – какие это у меня грязные дела? Ваша наглость, капитан, не знает границ! На вашей мерзкой яхте творятся преступления, я теряю здесь своего сына, а вы смеете еще грубить мне! Вы позволяете себе устраивать обыски, проверки, угрожать арестом! Вы без разрешения заходите в каюты пассажиров…
– Что вы сказали?! Я захожу в каюты пассажиров?!
– А кто, позвольте узнать, полчаса назад заходил в каюту моего сына? – тотчас добавила Дамира, выбивая из рук капитана довод о несостоятельности своих претензий. – Вы думаете, я не заметила, в каком положении находилась дверь?
– Я не заходил! – ответил капитан безапелляционно. – Не имею такой дурной привычки.
– Конечно! – всплеснула руками женщина. – Разве вы осмелитесь сказать правду? Покажите мне человека на этой яхте, который бы поклялся на Библии, что говорит только правду!
