Вы предназначены не мне –
Зачем я видел вас во сне?
А. Блок
7 июля 200… года, Франкфурт-на-Майне, аэропорт.Валентина Макарова
Как подумаешь, что всего этого могло б и не случиться, кабы
не ворона…
Нет, не так.
Как подумаешь, что всего этого могло б не случиться, не
свались на меня лишние деньги…
Всю жизнь пребывала в уверенности, что чем больше денег, тем
лучше. Но, помнится, наша старая соседка, которая давно уже отбыла в мир иной,
говорила когда-то, во времена реликтовой коммуналки: «Лучше быть бедным и
больным, чем богатым и здоровым». Я тогда хихикала: дескать, все перепуталось в
ее утомленной жизненным солнцем головушке. Само собой разумеется, что лучше
быть богатым и здоровым, но уж никак не наоборот! Однако теперь я понимаю, что
бабуля, даже имени которой не сохранилось в моей девичьей памяти, была
совершенно права. Именно поэтому, на одну только мизерную пенсию, обуреваемая
бессчетными болезнями, список которых мог бы составить целый медицинский справочник,
она и дожила до восьмидесяти пяти лет и умерла, совершенно довольная судьбой. А
вот я, вполне здоровая (ноблесс оближ, ведь я все-таки врач, хоть и детский!) и
некоторым образом богатая (в кармане почти тысяча, вперемешку в долларах и
евро, это же целое состояние, особенно в переводе на рубли!), отнюдь не
заживусь на этом свете. Строго говоря, у меня нет почти никаких шансов
перешагнуть тридцатилетний рубеж.
И все потому, что накаркала мне благодарная за спасение
ворона лишних денег, и довели они меня до беды.
А впрочем, нет. Те несчастные двести долларов, которые я
внезапно, неожиданно для самой себя, заполучила как подарок от «птичьего бога»
(бойся, бойся данайцев, дары приносящих!), только ускорили процесс. Так или
иначе мы бы с ним столкнулись. Он все равно нашел бы меня. Отнюдь не обольщаюсь
надеждой, что он смылся бы из России на веки вечные, спасая свою шкуру, которую
я могла бы подпалить ему, причем весьма изрядно. То, что я этого еще не
проделала, роли не играет и смягчающим обстоятельством не является. Понятно,
что этот человек из тех, кто предпочитает не избегать опасности, а устранять
их. Еще тогда, при первой встрече (ох, как я надеялась, что она окажется
последней!), увидев опасный прищур его глаз и ощутив при этом нечто подобное
тому, что, наверное, испытывает человек, которому бритвочкой чиркают по
горлышку, я поняла – песенка моя спета. Что из того, что немедленно предприняла
все возможные меры по спасению души и тела? Напрасно, напрасно! А ведь я, по
свойственной всякому человеческому – и особенно женскому – существу глупой
надежде на лучшее будущее, была уверена, что бегство, тем более за границу, –
это лучший из всех вариантов. Отсижусь там, вернусь, а тут уже все забыто. И
вот вам результат…
Ничего себе, забыто!
С другой стороны, что же еще я могла устроить для
собственной безопасности? Потребовать телохранителей? Ну, это чушь. Кому я
вообще нужна, да и нет у внутренних, извините за выражение, органов времени и
сил охранять дамочек, которые в ненужное время оказываются в ненужном месте.
Как просто погибнуть, оказывается! Открыть дверь, когда… А теперь извольте
следовать принципу о том, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих.
Какое счастье, что мои родители с Лелькой аж в Новороссийске
и этот человек до них ни при каких обстоятельствах не доберется! Вернуться они
собирались только к сентябрю. К тому времени он меня, конечно, пять раз
прикончит – и, надо полагать, успокоится на достигнутом. Зачем ему моя семья,
которой я наверняка ничего не сказала, если этой семьи в Дзержинске не было?
Самое смешное, что я вообще ничего никому не сказала. Только
он и понятия об этом, конечно, не имеет.
А ведь я заподозрила неладное, еще когда цыганка заговорила…
И потом, конечно, когда Москвитин чиркнул своим ножичком, все стало яснее
ясного. Но я ведь как зомби: когда женщина на моих глазах рожает, я
запрограммирована первым делом помогать ей и ребенку. И больше ничего для меня
не существует. Работа такая. Если бы я спохватилась чуть раньше… Или я все же
должна была сообщить в милицию, что видела его? Конечно, должна была, но… но
ведь там остался Москвитин! Москвитин тоже его видел и наверняка разглядел
лучше, чем я, все-таки тоже какой-никакой, а профессионал. Разница в том, что
он не видел Москвитина! Он видел именно меня. Ну и Василия…
Василия больше нет. Господи, он убил Василия! До чего мне
больно, кто бы только знал! Оттого ли, что раньше при мне никогда не убивали
людей и я просто не знала, как это страшно? Или потому, что особенно страшно,
когда при тебе убивают хороших людей? А Василий был хорошим человеком, это я
сразу поняла, несмотря на то, что мы обменялись с ним всего несколькими
словами. Странно: у меня с первого взгляда возникло ощущение, будто я знаю его
давным-давно, ну вот просто-таки в один детский сад мы с ним вместе ходили!
Обычно я не смотрю на мужчин как на друзей детства, скорее наоборот. Я, как и
многие одинокие женщины, живу ожиданием счастливого случая , особенно с
некоторых пор, а вот при взгляде на Василия я почему-то не представляла себе, каким
он мог бы оказаться любовником или даже мужем, а – ну просто смех! – подумала:
как жаль, что он не мой брат. Честное слово, мне почему-то всегда хотелось
иметь старшего брата. Но… он умер еще до моего рождения. Вернее, родился
мертвым. Я узнала об этом случайно: мама обмолвилась, а потом молчала каменно:
слишком больно вспоминать, я понимаю. Еще девочкой, а особенно потом,
насмотревшись всяких дурацких сериалов, я позволяла себе помечтать: вдруг мой
брат остался жив, вдруг в роддоме произошло какое-то недоразумение, вдруг он
когда-нибудь откуда ни возьмись появится и скажет:
– Привет, не вы ли Валентина Николаевна Макарова? Я ваш брат
Сергей…
Увы, эти самые недоразумения в родильных домах происходят
куда реже, чем хотелось бы создателям сериалов. Я знаю, что говорю, сама ведь
работаю в роддоме.
Ну ладно, Василий никак не мог бы оказаться братом Сергеем,
но другом-то мне он вполне мог бы стать.
Но теперь уже не станет. Никогда! Ведь мерзавец с
бритвенными лезвиями вместо глаз убил его! И, судя по всему, та же участь ждет
меня.
И спасения нет, спасения нет, только и остается мне дрожмя
дрожать и вспоминать, с чего это началось, да терзаться размышлениями, что надо
было предпринять, дабы все сложилось иначе…
А чтобы все сложилось иначе, чтобы у меня еще было время
хоть недельку, а то и месяц пожить на этом свете, мне ни за что не надо было
той безумной, сырой ночью спасать ворону!
