Кстати, показательно, что даже после той пакости, которая
учинилась со мной нынче ночью, я ни разу не назвала своего бывшего
возлюбленного ни подлецом, ни коварным изменщиком. Да, не назвала. Потому что и
сама хороша. Сплю – ах нет, уже следует говорить «спала» – с ним, а сама
втихомолку ищу жениха за пределами нашей великой и необъятной родины. То есть я
и есть потенциальная коварная изменщица, ведь при малейшем удобном случае была
намерена покинуть как милого друга, так и эти самые пределы. Конечно, я не была
уверена, что вот так запросто смогу отлепиться от мужчины, которого, можно
сказать, любила. Но вмешалась судьба: не просто отлепила – оторвала меня от
него! А слезу утерла ворохом сторублевых бумажек, которые я еще на вокзале,
ожидая электричку, превратила в круглосуточном обменном пункте в две
зелененькие – по сто долларов каждая.
Надо ехать! Да, пора ехать… вернее, лететь. Вот выйдет
Наталья со своего больничного, и я полечу – как только, так сразу.
Вопрос стоял ребром: добираться до Парижа через Москву,
рейсами Аэрофлота или Эр Франс, или прямиком из Нижнего, Люфтганзой? Разница в
цене – двести долларов. Существенно. Однако в Москву мне тащиться жуть как
неохота было. Ну не люблю я столицу нашей родины, мне там даже полдня провести
тошно! К тому же еще и ночь в поезде предстоит, а в поезде я спать не могу,
меня почему-то укачивает, иногда до рвоты. До аэропорта с вокзала надо ехать на
такси, чтобы успеть на утренний рейс. За поезд и такси тоже надо платить,
верно? То есть разница в цене уже меньше… И до чего хотелось полететь
Люфтганзой, как белый человек! Пересадка на парижский рейс во
Франкфурте-на-Майне. Когда я еще побываю во Франкфурте? Говорят, там самый
большой аэропорт в Европе. Может, у меня окажется между рейсами сколько-нибудь
времени, чтобы доехать от аэропорта до города и хоть одним глазком глянуть на
Германию? Виза-то шенгенская, путь почти по всей Европе открыт!
Еще вчера это были бесплодные мечтания. Но вот теперь у меня
в кармане материализовались двести долларов. Мне их презентовал «птичий бог».
За спасение одной из его подданных.
Думаю об этом всю дорогу и на пятиминутке, где нам сдает
дела предыдущая смена, подробно описывая состояние каждой пациентки и младенца,
так что пятиминутка затягивается на полчаса. И на обходе я то и дело отвлекаюсь
мыслями от взвешивания новорожденных крохотулек, обработки их пупков, общего
осмотра… К счастью, с нашей малышней все в порядке, никакой патологии ни при
поверхностном осмотре, ни при более тщательном не замечаю. Пупки у всех
подсыхают просто замечательно, с кожными покровами все о'кей, тремора
[13] ни у
кого нет, животов вздутых не обнаружено, то есть никто из мамочек ничего
лишнего типа дыньки не съел, на аппетит своих птенчиков мамаши не жалуются,
вроде бы даже не больно-то крикливый народишко на сей раз в детской подобрался:
спали, говорят, хорошо, все как на подбор. Это отлично, потому что стоит
проснуться и заорать одному, как он перебудит всех своих соседей. Моя Лелька
такая была. Я ведь тоже здесь рожала, в родимом роддоме. На мою дочку все
«ночные» жаловались. Мало того, что меня тошнило все девять месяцев, пока я ее
носила, так она еще первые три месяца жизни никому спать не давала!
Что у меня сегодня впереди? Две выписки – подготовить
документы, поговорить с мамочками и рассказать, как ухаживать за дитятком в
первое время. Это непременно. Присутствие дома новорожденного младенца отшибает
соображение даже у тех, у кого дети уже есть. А тем паче – у новичков. Это я по
себе знаю. Плюс к тому сегодня мы ожидаем двое родов. С одной будущей мамочкой
все нормально, схватки идут своим чередом, рожать мы с ней начнем не раньше чем
под утро. Второй случай похуже, сердцебиение плода ухудшилось, придется
оперировать женщину, сама она, похоже, не разродится… Ну и, может, подвезут
кого по «Скорой» с преждевременными. Короче, день предстоял определенно
спокойный и самый обыкновенный.
После обхода я позвонила Наташе:
– Привет, Карбасова! Ты на работу собираешься?
– Нет, а зачем?
– Да ты знаешь, мне в отпуск сходить охота.
– Ну, раз в отпуск… Придется выйти.
– Когда, Наташка? Когда осчастливишь?
– А тебе разве главный ничего не говорил? Я послезавтра
выхожу. Я ему только что звонила.
– Нет, серьезно? Господи, какое счастье! Наташенька, я тебя
люблю! Жду!
Она хохочет. Бегу к главному, он встречает меня улыбкой:
– Извини, дела замотали, забыл тебе сказать: путь свободен,
можешь сваливать. Отпускные тебе в бухгалтерии выдадут. Хоть сейчас, хоть
завтра. Рада?
– Ой, вы не представляете!
Та-ак… Выходит, что завтра-послезавтра я могу уезжать. Так
что, сначала в Москву либо прямиком из Нижнего во Франкфурт и в Париж? Решаю
положиться на судьбу и звоню в авиакассу. На Аэрофлот и Эр Франс на ближайшие
два дня билетов до Парижа нет. А Люфтганза радостно сообщает, что именно на
завтра у них билетики имеются! Вылет в час дня, через три с половиной часа я во
Франкфурте, там перерыв полтора часа между рейсами, потом еще час полета – и я
в Париже… Нет, это натуральная фантастика. Ай да «птичий бог»! Не иначе он мне
ворожит!
Как? Уже завтра? Так быстро? Но у меня еще ничего толком не
собрано, как же я успею… Может, все-таки повременить?
Ладно, на всякий случай я бронирую билет на Люфтганзу (есть
время подумать и, если что, отказаться от билета, а пока пусть он будет, будет,
билетик Нижний – Франкфурт – Париж!), потом бегу в бухгалтерию и получаю свои
отпускные. И только начинаю подбирать слова, чтобы уговорить главного разрешить
мне с его телефона – но за мой счет! – сделать один междугородний звонок (мама
с папой и Лелька сейчас гостят у тети Любы в Новороссийске) и один
международный (сообщить Лере, когда именно прилечу, а то она там вся
изнервничалась, в своем Париже, меня ожидая и желая поскорей начинать
сватовство), как начинается свистопляска.
По «Скорой» привозят девчонку. Серьезно, именно девчонку –
лет шестнадцати, не больше. Преждевременные роды, семь месяцев срок. Все бы
ничего, разное бывает, но таких дур, как эта молодая мамка, я давно не видела!
Положили мы ее на стол:
– Тужься!
– Нет, мне больно. Не буду тужиться.
– А как рожать собираешься?
– Да мне уже неохота рожать. Покурить пустите!
Виталий Иванович – гинеколог наш – остолбенел, а мы с
Людочкой, акушеркой, вообще чуть не рухнули. Наконец он малость пришел в себя:
– Пока не родишь, не покуришь.
