Она переводит взгляд на Шанталь, которая лежит на полу, задрав
голенькие толстенькие ножки, и лижется с крокодилом. Ну совершенно как моя
Лелька в ее возрасте! Господи, какое же это чудо – дети, когда не орут, когда
спят, хорошо едят… Правда – дураки мужчины, ничего они не понимают в жизни, это
же классно – получить уже готового ребеночка! Мне страшно думать о токсикозе,
родах и первых месяцах после них… Это и правда мрак. Но если бы мне сейчас дали
вот такую уже готовенькую куколку, как Шанталь, я бы ее обеими руками схватила!
Между тем, почувствовав наши взгляды, русско-французская
куколка отбрасывает крокодила, переворачивается на живот и начинает громко
пыхтеть, приговаривая «дабн-дабн»: кажется, сейчас это означает, что младенец
сильно хочет есть.
– Но завтра, – заявляет Николь гораздо бодрее, расстегивая
блузку (хоть питается теперь Шанталь «как большая» в основном кашами и
всевозможными пюре, но два-три раза в день Николь все же прикармливает дочку
грудью), – у тебя встреча с человеком, которого как раз интересовала русская
невеста с ребенком. Он сказал, что ты ему по всем параметрам подходишь
идеально!
Я, засмотревшись на Шанталь, не сразу соображаю, о чем это
она. А, ну да. Я же все еще устраиваю свою судьбу в Париже!
– Ну, поживем – увидим, – выражаю осторожный оптимизм. – До
свиданья, Шантальчик! Кушай хорошенько!
Русско-французский ребенок – настоящая билингва: и на «до
свиданья», и на «оревуар» она реагирует одинаково правильно: машет ручкой…
– Слушай, а мы с тобой смогли бы родить ребенка? – напористо
спрашивает мой новый жених и стискивает мою руку в своем очень даже немаленьком
кулаке.
Я моргаю… Ну да, само собой, это уже стало для меня доброй
традицией – моргать на заявления-предложения-вопросы «женихов».
Вот это мужчина! Мало ему уже готовой моей Лельки –
немедленно требуется еще одно дитя! Между прочим, вот такие здоровяки –
большеголовые, широкоплечие, с античными бицепсами (на плечах и груди Бенедикта
едва не лопается черная тенниска) – бывают невероятно нежными папочками.
Вдобавок они любят обширные семьи. Минимум трое детей, а желательно и больше.
Сколько похожих видела в нашем роддоме – постоянных, так сказать, клиентов! Вот
и Москвитин совершенно такой же! Как он лез на стенку, будто его жена рожала в
первый раз, а ведь…
Я каменею. Москвитин, Василий, цыганка (цыганка , будь она
неладна!), тот человек с жуткими глазами… Опять! Опять! Зачем, ну зачем я снова
выволокла на свет божий чудовищно тяжелые цепи своих кошмарных воспоминаний?
Видимо, мое лицо очень уж ощутимо мрачнеет, потому что
Бенедикт обеспокоенно заглядывает мне в глаза:
– Что-то случилось? Я что-то не так сказал? Но Николь
уверяла меня, что у тебя нет никаких проблем с деторождением, ты уже родила
дочь, значит, сможешь…
– Смогу, смогу, – уверяю я «жениха», пытаясь одновременно
стряхнуть, так сказать, с ног путы прошлого – и при этом не слишком испугаться
будущего: а вот интересно знать, сколько раз мне придется это смочь ? И еще
один существенный вопрос: а хочу ли я вообще мочь ради Бенедикта? Нужны мне его
дети и он сам?
Ручища потенциального pater familiae
[28] еще крепче
стискивает мои пальцы.
– Не беспокойся, – гудит Бенедикт, обладающий почти
невероятной для такого громилы чуткостью. – Тебе не придется… я хочу сказать,
что я не хотел бы иметь много детей. Одного вполне достаточно, так что с твоей
дочерью получится двое. Этим я буду вполне доволен! И еще, Валентин… – Он
смотрит нерешительно. – Я, правда, не слишком хорошо разбираюсь в женщинах,
однако интуиция подсказывает мне, что я тебе не слишком нравлюсь.
Я только собираюсь автоматически возразить – а кто из женщин
на моем месте поступил бы иначе? – но Бенедикт прерывает меня.
– Ничего страшного, ты тоже не вполне в моем вкусе, –
ободряет он. – То есть даже совершенно не в моем! Потому что вкус мой… Ну,
короче, штука в том, что я вообще не интересуюсь женщинами. Я гей, понимаешь?
Причем активный. Но не беспокойся, я могу взять женщину, я проводил такие
опыты, и наследственность у меня хорошая. Мне необходимо иметь ребенка,
желательно сына, чтобы было кому передать свое имя. У славянок свежая, живая
кровь, поэтому я и хотел русскую жену. Но после этого докучать тебе вниманием я
не стану. Разумеется, ты будешь получать деньги на содержание свое и нашего
сына, а что до личной жизни, то можешь иметь любовника. Или любовницу, в
зависимости от собственных пристрастий. Я думаю, это вообще идеальный брак:
сходятся гей и лесбиянка, рожают ребенка, вместе воспитывают его, но в сексе
следуют только своим влечениям. Я, разумеется, не стал говорить этого
мадемуазель Брюн, – продолжает Бенедикт, как бы извиняясь, – она вряд ли поняла
бы меня, однако убежден, что мы с тобой совершенно поладим.
Итак, без геев все же не обошлось. А я-то подозревала
бедняжку Мишеля… Плохо я все же разбираюсь в людях. Одно утешение: Бенедикт
тоже ни черта в них не понимает. И насчет меня он жестоко ошибся – мы с ним не
поладим!
…Убежав, как водится, не моргнув глазом, я возвращаюсь домой
через бульвар Хаусман, потом по рю Лафайет, по самым что ни на есть
заасфальтированным улицам. И что бы вы думали? Около дома, который
ремонтируется на стыке улиц Лафайет и Прованс, я ненароком наступаю в белую
пыльную щебенку! Рабочие уронили бумажный мешок, он лопнул – и вот вам
результат.
Я снова прихожу домой с грязными ногами и неустроенной
личной жизнью. Почему-то такое окончание моих встреч с «женихами» уже вошло у
меня в привычку. А может быть, это судьба?
30 сентября 1919 года, Петроград. Из дневника Татьяны
Лазаревой
Невыносимо, как в нашей жизни фарс соседствует с трагедией.
Совершенно будто в шекспировских хрониках! Кажется, я уже писала об этом. Или
только хотела написать? Так или иначе, эта мысль каждодневно получает новые
подкрепления в реальности. Взять хотя бы нынешний пример. Думаю, я его не скоро
забуду!
Все началось с того, что поутру ко мне пришла Дуняша,
горничная спекулянтов из нашего дома. Самая обыкновенная питерская курносая
горничная. Она добрая душа: берет мою осьмушку хлеба в кооперативе и не ленится
приносить мне домой. Вот и сейчас вручает мне краюшку ужасного сырого хлеба, но
не торопится уходить: вертится перед зеркалом, любуется собой. Ну что же, есть
чем полюбоваться! На ней роскошный черный шелковый шарф, затканный золотом.
Удивительная красота!
– Дуняша, какой на вас великолепный шарф! Жених подарил?
