– Вот так давай и сделаем. В пятницу придешь с передачей – и
принесешь камушки. Можно бы и в среду, когда для уголовных передачи принимают,
но в среду начальнику не до тебя будет. А в пятницу я вас сведу. Только смотри,
языком-то зря не болтай! А то они, эти нынешние, сама знаешь, какие дерганые.
Друг дружку боятся, никому не верят. Сами себе не верят. Помощник-то
Рончевского от всего отбрешется, а ты и себя загубишь, и брата под монастырь
подведешь, да и мне головы не сносить. Так что до пятницы сиди и молчи в
тряпочку. Камушки приготовь и жди. Поняла?
Я киваю, радуясь, что Иван Фролов наконец умолк. Отвращение
к нему начинает душить меня. Да, странного посредника выбрал себе
«душка-матрос»! А впрочем, диво было бы, если бы в сей роли подвизался человек
порядочный и нормальный…
Иван Фролов спрыгивает с крыльца и исчезает за углом. Я
какое-то время еще стою, собираясь с мыслями.
Кладу руку пониже груди. Вот уже около года – с тех самых
пор, как арестовали Костю, – я ношу только блузы свободного покроя. Впрочем, я
очень похудела. Оттого теперь вся моя одежда мне велика. И это очень хорошо,
потому что складки ее прикрывают пояс, который охватывает мой стан. В поясе
зашиты мамины бриллианты. То есть я могла бы отдать их Ивану Фролову хоть
сейчас. Могла бы выкупить жизнь брата уже сегодня. Но что-то меня остановило.
А теперь придется ждать до пятницы. Удастся ли мне заснуть
хоть в одну из оставшихся ночей?
21 июля 200… года, Мулен-он-Тоннеруа, Бургундия. Валентина
Макарова
Мулен – деревушка в полсотни дворов и несколько улиц. Однако
каждый двор – это не десять и даже не пятнадцать соток, как у нас, а что-то
около полгектара, а «деревенские избы» напоминают хорошо укрепленные феодальные
замки. Все они сложены из серого камня, вид имеют одновременно романтичный и
грозный, и только дом семейства Брюн украшен какими-то голубыми бесформенными
разводами. Как будто его сначала выкрасили голубой краской, а потом передумали
и принялись эту краску отскребать. На мои расспросы Николь трагически
закатывает глаза, а потом нехотя рассказывает, что именно так оно и было. Ее
предок принимал участие в Первой мировой войне и умудрился остаться в этой
мясорубке живым. Поэтому встречать его готовилась вся деревня, и ко дню
прибытия героя жители Мулена собрались и дружненько выкрасили его родимый дом в
голубой цвет – один из составных французского триколора.
– Ну и что? – нетерпеливо спрашиваю я замолчавшую Николь. –
И как? Ему понравилось?
– Он немедленно начал соскребать краску, – говорит моя
подруга, криво усмехаясь. – Чуть ли не собственными ногтями. Ты знаешь, наша
семья вообще считается семьей долгожителей, никто раньше девяноста не
переселялся в мир иной, обычный век – девяносто семь – девяносто восемь лет. Но
тот мой прадедушка умер совсем молодым: всего лишь в семьдесят пять. Говорят,
его свела в могилу тоска от того, что он так и не смог вернуть дому
первозданный вид.
Да, ту краску удалось бы снять только пескоструйкой, но
тогда об этих хитрых снарядах и слыхом не слыхали, а нынешним хозяевам дома на
цвет стен, видимо, наплевать. Хотя Николь, кажется, его очень любит, и это
понятно: внутри дом хоть не очень прибранный, но невероятно уютный. Старинная
мебель, старинные покрывала ручной вязки, кресла какие-то невероятно допотопные
(по-моему, это и называется стиль ампир) и море неведомых мне прежде деталей
чисто французского быта: каминные щипцы, мехи для раздувания огня, обливные
глиняные вазы размером чуть ли не в половину человеческого роста, в которых
торчат букеты из сухих будыльев…
Моя дорогая подруга Лера Лебедева (ныне миллионерша мадам
Филиппофф) пресерьезно уверяла меня, что в этом домище обитают привидения, которые
однажды спасли ее и Николь. Ну что ж, не исключено. Остается надеяться,
привидения окажутся благосклонны и ко мне. Я буду даже рада с ними встретиться!
Увы, боюсь, что все это сказки. Как там у Тургенева? Страшно не то, что
привидения есть, а страшно то, что их нету!
Весь день мы с Николь наводили порядок в доме – пылесосили,
мыли, вытряхивали пыль из постелей. Николь собралась переночевать здесь и
только утром уехать в Париж, а я останусь тут скучать в одиночестве. Но я не
собираюсь скучать, займусь своей фигурой: буду бегать по окрестностям,
набираясь сил. Николь набила холодильник фруктами-продуктами, сказала, что к
концу недели приедет меня проведать и пополнит запасы. Магазина в деревне нет.
Ежедневно приезжает булочник, а вообще у каждого дома стоит машина – жители
отовариваются в Тоннеруа или в Нуаере. До первого городка восемнадцать, а до
второго шесть километров, не больно-то в них за продуктами набегаешься. Хотя в
Нуаер, в принципе, вполне можно будет сгонять.
Я с нетерпением жду утра, чтобы надеть майку и шорты – и
отправиться в одиночное путешествие по прекрасной Бургундии, однако надо еще
вечер изжить. Мы с Николь поужинали и пристроились перед телевизором. Как раз
начались новости. Все выпуски сейчас начинаются с заставки «Каникюль». Это
вовсе не праздничная летняя заставка («Ура! У нас каникулы!»), а наоборот –
довольно печальное сообщение. Каникюль – так называется время сильного летнего
зноя во Франции. Короче – собачья жара, вот что это такое. А этим летом во
Франции царит воистину собачья жара! Кое-где уже начались перебои с водой,
особенно не позавидуешь туристам, которые заселились в кемпинги в горах. Да,
сезон отдыха накрылся. Пожары на южном берегу, на побережье Средиземного моря
пока невозможно остановить, несмотря на героические усилия помпье-саперов…
Правительство призывает беречь воду, ограничить полив огородов и садовых
участков.
Следующая информация в новостях о смерти того самого
корсиканца, о котором рассказывали родители Николь. Оказывается, бедолага все
же покончил с собой. Небось в тюрьме не сладко! Вслед за этими печальными
сообщениями начинается целый каскад сюжетов о том, как весело проводят лето
простые французы. Фестивали театрального искусства, игры на волынке, открытие
выставок «наивной» живописи… Причем сюжеты сняты в разных уголках Франции. Да,
в этой стране берегут психику народонаселения, не бьют ежевечерне
информационным молотком по голове, повергая старого и малого в полный моральный
и нравственный ступор. Финал выпуска – известие о том, что в ближайшие ночи
каждый желающий может увидеть Марс, который необычайно приблизился к Земле. А
потом идет прогноз погоды. У ведущей извиняющееся выражение лица. Еще бы! Во
всей Франции сплошняком от тридцати до сорока градусов. Разумеется, со знаком
плюс.
После новостей начинается детективный сериал «Крим», то есть
«Преступление». Мы с Николь взяли из холодильника по порции мороженого (нам не
страшен каникюль, каникюль, каникюль… вернее, не страшна, потому что это слово
во французском, представьте себе, женского рода) и только собрались насладиться
в полной мере, как в соседней комнате зазвонил мобильник.
