Какое-то время я нетерпеливо вглядываюсь в темноту, ожидая
маршрутку и игнорируя многочисленные такси, которые притулились под большими
часами и напоминают голодных зверей, затаившихся в засаде. Выбрасывать деньги
на то, чтобы побыстрее доехать до вокзала, не хочу. Я сейчас нахожусь на стадии
постоянного накопления капитала, потому что в скором времени мне деньги
понадобятся, и чем больше их будет, тем лучше. Тем паче я и без такси успею к
своей электричке. Первой маршрутки мне осталось ждать совсем недолго… Я бросаю
взгляд на большие часы, водруженные посреди площади, и столбенею, сообразив,
что ждать мне ее предстоит два с половиной часа. И только тут я осознаю, что
вокруг меня не запоздалое утро, а глухая, полно-правная ночная тьма.
Ну да, конечно! Даже продавщицы цветов, ранние пташки, еще
не вышли к своим фанерным, сейчас плотно закрытым ларям, водруженным на
парапет, окаймляющий остановку. И вообще народу на улице – практически никого.
Сидит невдалеке только нахохленная бабка в огромной «аляске» и дремлет над
несколькими пачками сигарет и мешком с семечками, стоящим под боком. Да вон еще
какие-то неопределенные фигуры – расстелили прямо на парапете и на асфальте
картонки, прилегли на них, скорчившись, уложив головы на жуткие сумки, и
подремывают, окруженные жмущимися к ним бродячими псами. Ночная идиллия… Ужас
какой…
Я растерянно отворачиваюсь, совершенно не представляя, что
теперь делать. Не назад же возвращаться! На миг возникает в воображении
картина, как я все же возвращаюсь и начинаю звонить в знакомую дверь на первом
этаже, и темпераментная брюнетка возмущенно поднимает всклокоченную голову с
того самого крутого плеча, где последние три месяца лежала моя всклокоченная
голова… Нет уж, лучше оставаться в компании бомжей и собак!
Словно почуяв мои мысли, одна псина поднимается и трусит ко
мне. Внимательно осматривает, обнюхивает. Я глажу ее. И думаю: не родилась еще
на свет собака, которая решилась бы меня укусить. Правда, несколько лет назад
мой любимый Бобкинс на даче тяпнул слегка за ладонь, но не укусил, а просто
оцарапал. Его можно было понять: ведь я в это время вылила чуть не полсклянки
йоду на его шею, в трех местах жестоко порванную клыками какой-то о-очень
зубастой псины. Ну, я залила свою царапину тем же самым йодом и продолжила
санобработку его боевых ран, только и всего.
Собака внимательно вглядывается мне в глаза, а потом
поворачивает лобастую голову к скверу, откуда я только что пришла, и довольно
громко тявкает, – такое ощущение, призывает меня поглядеть в ту сторону.
Я тоже поворачиваю голову и различаю в довольно ярком свете
фонарей, понатыканных в аллейке там и сям, еще одну псину, которая весело
гоняет что-то по газону. Ворох какого-то растрепанного тряпья. Странно,
впрочем: с чего вдруг тряпье время от времени вскрикивает истошным хриплым
голосом?
Бог ты мой! Да ведь никакое это не тряпье! Это ворона!
Птица небольшая – наверное, еще совсем молодая. Почему она
не улетает? Еще не умеет? Или крыло повреждено? Или просто никак не может
отбиться от собаки?
Тут я обнаруживаю, что уже стою на газоне и кышкаю на
веселую псину, которая явно не желает расставаться со своей игрушкой.
Уговариваю ее так и этак, но она не уходит. Поднимаю палку – хотя это и
противоречит моим принципам! – и тут собака наконец отбегает, обиженно
оглядываясь на меня.
Однако отбегает недалеко. И стоит мне только сделать
несколько шагов от вороны, как собака стремглав кидается назад, желая занять
прежние позиции и вернуться к прерванному занятию.
Снова кышканье с моей стороны, снова демонстрация силы.
Собака отступает.
Ворона сидит на земле и выдавливает из широко распахнутого
клюва какие-то хриплые, запыхавшиеся звуки.
– Ах ты, бедолага, – говорю я, – намучилась?
Она издает нечто, очень напоминающее «Аг-га!».
Что же мне делать? Уйти и бросить эту страдалицу на съедение
псине я не могу. Веселая дура ведь не уймется, пока не загоняет ворону до
смерти. Не домой же мне птицу везти! Ага, в Дзержинск, на улицу Матросова,
третья линия, дом шесть. Вот цирк будет…
А не предоставить ли злополучную ворону ее собственной
судьбе? Но я тотчас вспоминаю, как та, другая собака подошла ко мне и вежливо
попросила обратить внимание на неразумное поведение своей подружки. Ну не могу
же я не оправдать возложенных на меня надежд! Мой незабвенный Бобкинс этого не
одобрил бы…
Я задумчиво смотрю на ворону. Крылья вроде в порядке. Может
быть, птице надо просто передохнуть? И, кажется, я знаю, где. Здесь я видела
одно приметное дерево…
Да вот оно! Ствол его с развилкой чуть выше человеческого
роста, а в развилке что-то вроде удобной седловины. Птица сможет и постоять, и
полежать. Наберется сил – и полетит, куда ей надо. Сейчас я ее поймаю, подсажу…
Легко сказать, да трудно сделать. Несколько минут я
бестолково гоняюсь по скверу за вороной, которая шипит, и кряхтит, и мечется
туда-сюда, норовя клюнуть меня за руки. Ну и балда! Отчего ж это безошибочные
животные инстинкты не подсказывают ей, что я не враг, а друг?
Наконец я нагоняю ворону, бесцеремонно цапаю ее и водружаю
на дерево.
– Тихо сиди! – грожу на прощание пальцем и выбираюсь из
довольно-таки грязного месива, которое представляет собой газон.
Молодая собака, завидев, что я ухожу, стремглав кидается
обратно, на то место, где недавно возилась со своей живой игрушкой. Я злорадно
наблюдаю, как она бестолково мечется туда-сюда. Ворона исчезла! Очень скоро
псина с этим смиряется и убегает куда-то. Я перехватываю одобрительный взгляд
той, другой собаки.
– Ну что ж, спасибо тебе, – слышу хриплый голос. – Небось
птичий бог тебя вознаградит!
Требуется как минимум минута, чтобы до меня доехало: это
отнюдь не моя знакомая собаченция выразила свое одобрение человеческим голосом,
а заговорила тетка с семечками и сигаретами.
– Серьезно? – смеюсь нервически. – Вознаградит? И как же,
интересно?
– Ну, откуда ж мне знать? – пожимает необъятными
«алясочными» плечами тетка. – Либо в любви повезет, либо деньжат привалит. Это
уж ты сама решай, что тебе ближе к телу.
Интересная формулировка! А в самом деле, что мне «ближе к
телу»? В любви уже «повезло» – и этого довольно, спасибо большое. Деньжата…
Вопрос для меня чрезвычайно острый. Неплохо бы заполучить их энное количество.
Сколько бы ни отвесил «птичий бог», за все буду чрезвычайно признательна. Чем
больше, тем лучше, конечно.