– Во-первых, это не столь уж далеко, в семидесяти
километрах. А во-вторых, я недавно узнал, что есть люди, которые практически
убеждены, что картина находится в Мулене. Очевидно, они обладают информацией,
которой нет у меня.
– Но что ж, получается, эти Лепелетье нарушили предписание
суда? Если картина должна находиться на территории замка…
– Предположим, они спрятали картину в какой-то вещи,
которая, в принципе, является частью имущества замка? Ты слышала такой термин –
экстерриториальность?
– Да, это что-то связанное с дипломатической
неприкосновенностью, если не ошибаюсь.
– В принципе, верно. Автомобиль посла России является частью
территории России, понимаешь? Ну и тому подобное. И я подумал, что, к примеру,
карета из Сен-Фаржо является как бы частью его территории.
– Неизвестная картина Давида… – бормочу я завороженно. – Если
ее найти… Представляю, сколько она сейчас стоит! Понимаю, почему ты ее ищешь.
– Понимаешь, да не совсем, – усмехается Максвелл. – Дело не
только и не столько в деньгах. Интересы семьи Лепелетье в том давнем-предавнем
суде защищал тот самый Филипп Ле-Труа, о котором я тебе рассказывал. Именно
Филипп Ле-Труа намекал дочери Луи-Мишеля Лепелетье, как можно спрятать картину.
В наших семейных архивах сохранились кое-какие черновики его писем, в том числе
того, где он обращает внимание Луизы-Сюзанны Лепелетье на понятие
экстерриториальности. Я думаю, эта дама последовала его совету и спрятала
картину в остове, скажем, кареты, которая некогда являлась имуществом замка, а
потом была подарена какому-нибудь слуге за долгую и верную службу.
– И ты решил, что это именно та колымага, которая стоит в
сарае Брюнов?
– Почему бы и нет? Карета – типичный восемнадцатый век,
кстати сказать. Но картины там нет, я все простукал. В этой конструкции не
нашлось бы подходящего вместилища. Слишком миниатюрное сооружение. Нужно искать
что-то покрепче, помассивней.
– Во-первых, есть и другие старые кареты. Я видела в доме у
Клоди…
– Вряд ли картина в доме Клоди, – говорит Максвелл.
– Почему ты так думаешь?
– Да вот так, думаю, и все. Есть основания предполагать.
– А как, по-твоему, она должна выглядеть, эта картина?
– Я знаю более или менее точно. Существуют копии гравюры
Тардье. То есть их осталось совсем мало, конечно. Думаю, я их все скупил, –
говорит Максвелл самодовольно.
– Зачем? Одной мало?
– Да вот так, – вновь уклончиво отвечает Максвелл. – Есть
причины.
– Ну ладно, есть так есть. Хотя я вовсе не спрашивала о
содержании картины. Я просто хотела узнать, как она может выглядеть
упакованная, понимаешь?
– Вот оно что… Ну, я предполагаю, что полотно было свернуто
в рулон и упрятано в некий водонепроницаемый, скорее всего, металлический
футляр длиной чуть больше метра и довольно-таки толстый, сантиметров десять в
диаметре. То есть я предполагаю найти что-то вроде трубы именно таких размеров.
– Господи, да ведь картина триста лет пробыла в таком
состоянии! Что от нее осталось?
– Да что бы ни осталось! Ты не слышала, что я довольно
умелый реставратор? – заявляет Максвелл с отчетливой ноткой самодовольства.
– Слышала.
– Ну так вот! В моих руках она восстанет, как Феникс из
пепла. Лишь бы ее найти. В каком угодно состоянии!
– А ты не думаешь, что даже если ее и спрятали сначала в
карете, то за столько десятилетий – за два века – эту карету могли просто разобрать?
А трубу приспособить под что-то другое. Ну, например… – я вспоминаю, сколько
разнообразнейших труб видела в Мулене, – под какой-нибудь держак, основу для
чего-нибудь, опору… Не станешь же ты обшаривать каждый дом на предмет поиска
старых труб. А если не найдешь? Вдруг она уже давно за пределами Мулена? Вдруг
ее тут никогда не было? А ты будешь искать, надеяться… От этого просто с ума
можно сойти!
– Ты совершенно права, – задумчиво кивает Максвелл и смотрит
на меня. – Невозможность удовлетворить свое желание – о, это и в самом деле
может свести с ума кого угодно! Я уже почти обезумел.
Мгновение я таращусь на него с изумлением, потом его лицо
придвигается ко мне так близко, что я вынуждена закрыть глаза…
17 июня 1887 года, замок Сен-Фаржо в Бургундии, Франция.
Дневник Шарлотты Лепелетье де Фор де Сен-Фаржо. Писано рукою Армана Буагеллана
С трудом могу поверить в то, что произошло. Какие
поразительные случайности бывают на свете! Я держу в руках дневник сестры и
дочери самого Лепелетье! Море открытий! Море потрясений!.. Нет, конечно, я
прекрасно знал, что некогда в нашем замке Сен-Фаржо обитала семья этого
Лепелетье. Надо полагать, тогда этот прекрасный замок еще не был в том
плачевном состоянии, в каком он находится теперь. От черепицы на некоторых
зданиях не осталось и следа, стены набухли сыростью, потолок кое-где грозит
обвалиться в любую минуту. Но у нас нет средств на капитальный ремонт
одряхлевшего здания и поддержания его в надлежащем состоянии. Недаром после
смерти отца я окончательно утвердился в решении распроститься с Сен-Фаржо и
передать его в другие, более богатые и щедрые руки, которые, возможно, вернут
замку прежний блеск и красоту.
