– Не буду спорить, – покладисто соглашается Максвелл. – Вы
это обсудите с Исой при встрече.
– При какой еще встрече?
– При личной, – жизнерадостно сообщает Максвелл. – Мы
приехали в Мулен все втроем – я разве не говорил? – я, Жильбер и Иса. Только,
умоляю тебя, не говори ему ни о Лоре, ни о том, что его ребенок попал к Жани!
Он до сих пор не знает, что был ребенок, сын. У меня такое ощущение, что у
чечени существуют очень твердые принципы на сей счет. И если он узнает о сыне,
то захочет забрать его у Жани. Может быть, решит на родину отправить. Но ты
согласна, что ребенку, уж наверное, лучше будет в деревне бургундской, чем в
какой-нибудь деревне Чечени, или как там у них называются деревни… Стойбища?
Стойбищами, вспоминаю я, называются деревни у нивхов. Нивхи
живут на Сахалине. Который остров, а не город…
А говорят, бомба два раза в одну воронку не падает!
Падает. Но если так… если следовать логике бомбы, то жертва,
которая выскочила из этой воронки однажды, может выскочить и второй раз?
Только надо выскакивать поскорей!
– Ладно, бог с ним, с твоим чечени, – говорю я. Трудно
судить, достаточно ли равнодушно звучит мой голос, ведь у меня внутри все
словно бы в узел завязалось, в болезненный нервный узел. Но уж чем богаты, тем
и рады, на большую степень притворства я не способна. – Давай лучше поговорим о
картине Давида. По-моему, это гораздо более интересная тема.
– Давай лучше поговорим о нас с тобой, – Максвелл
поворачивается на бок и обнимает меня так крепко, крепче некуда! – Куда более
интересная тема!
Еще пять минут назад я голосовала бы за это руками, ногами и
всем телом! Но страх уже погасил во мне последний огонек желания. Ведь вполне
возможен такой поворот событий: Жильбер и Иса забеспокоились, куда подевался их
приятель, и придут его искать сюда…
– Послушай-ка, что мне в голову пришло! Ты говорил о трубах,
о старых трубах… Вчера я осматривала погреб этого дома. Там в стенных нишах
сложены винные старинные бутыли. Мне захотелось узнать, как выглядят эти ниши,
я вытащила бутылки. Так вот, в одной лежала именно такая труба, о которой ты
говорил! Она была как бы заложена за выступы камней. Я подумала, что это
какая-то опора, а сейчас думаю: опора была бы вделана в стену. А эта труба
лежала да и лежала себе. Пойдем посмотрим, а?
Максвелл поднимается на локте и смотрит на меня:
– Ого, да ты, как я посмотрю, прирожденная
кладоискательница! Что и говорить, это дело затягивает, как омут. А может быть,
сначала…
Нет. Если он еще раз обнимет меня, я уже никуда не захочу
идти.
– Максвелл, пойдем! – Вскакиваю и тащу его за руку. И
поскорей отворачиваюсь к своим раскиданным по полу одежкам – отворачиваюсь,
чтобы не смотреть на него, не видеть, как он хочет меня. Он не без некоторых
усилий натягивает свои тугие джинсы и зашнуровывает кроссовки.
– Ну, пошли быстро!
– Надень рубашку. В погребе холодно, – лепечу я вслед,
словно заботливая супруга.
– Ничего, начнем бутылки перекладывать – живо согреемся, –
буркает насупленный Максвелл. – Где ключ?
Снимаю с крючка ключик с надписью «Cave» и подаю ему.
Максвелл не смотрит на меня – все еще обижен! – и не замечает, что я украдкой
прихватываю со стула его джинсовую рубашку. В точности как заботливая супруга!
Мы проходим через кухню на задний двор. Максвелл отпирает
дверь этого пресловутого «cave», щелкает выключателем и начинает спускаться так
быстро, что я даже не успеваю поцеловать его на прощание, как собиралась.
– Ну, вижу три ниши, – недовольно сообщает он. – Которую я
должен осмотреть?
– Вон ту, дальнюю! – кричу я. – Только вытаскивай бутылки
осторожней, хорошо? А то Николь будет на меня сердиться, если они разобьются.
Дожидаюсь, пока раздастся перезвон – Максвелл приступил к
выгрузке бутылок, потом кладу на ступеньку его джинсовую рубашку и выскальзываю
за дверь. Осторожно, почти беззвучно закрываю ее и так же осторожно поворачиваю
ключ.
Хочу вытащить его, но не делаю этого. Вчера Жани оставила
мне шанс. Оставлю и я шанс Максвеллу. Рубашка, которая его согреет, ключ,
который наведет Жильбера на его след, – это на одной чаше весов. На другой –
мое предательство.
Смягчает ли мою вину то, что я спасаю свою жизнь? Не знаю. И
не узнаю. Ведь больше мы никогда не увидимся с Лотером-Филиппом-Максвеллом
Ле-Труа, потомком адвоката Ле-Труа, дамским угодником, «Королем старьевщиков» и
искателем кладов.
Тенью пролетаю через комнаты первого этажа брюновского дома
и осторожно вглядываюсь сквозь запертые стеклянные двери, ведущие на террасу.
«Форд» Клоди стоит на своем обычном месте, на обочине, но
самой хозяйки не видно. Она, конечно, дома и уж наверняка наговорилась с
Жильбером. Видимо, наше с Максвеллом поведение было подвергнуто суровой
критике.
Да и ладно, какое мне дело до правил хорошего тона этой
бургундской деревушки. Меня гораздо больше волнует, удастся ли выбраться отсюда
незамеченной. Я уже немного знаю окрестности и понимаю, что мне нужно добраться
до Нуаера. Оттуда регулярно ходит автобус до станции, в крайнем случае можно
взять такси, а на станции я сяду на скоростной поезд, идущий в Париж. Час езды
– и я на месте. Может быть, повезет, и мне удастся сегодня же улететь в Москву.
Почти все мои вещи так и остались на улице Друо, у Николь, но документы здесь,
как бы не забыть их.
Взлетаю на второй этаж, беру документы и собираю рюкзачок, с
которым приехала в Мулен. Оглядываюсь прощально. Прости меня, дом, простите,
привидения, так и не удалось с вами познакомиться. А впрочем, мне и без
привидений мороки хватает, с живыми людьми хлопот не оберешься!
Надо бы закрыть ставни, но я боюсь, что это привлечет
внимание какого-нибудь случайного наблюдателя. Пусть приятели Максвелла
пребывают в уверенности, что я по-прежнему в доме. Теперь главное – незаметно
выскользнуть вон. Самое милое дело, конечно, пробраться через задний двор,
потом – через запущенный, похожий на джунгли сад, перелезть через ограду к
церкви, а оттуда – огородами, огородами и на дорогу в Аржен… то есть в Нуаер.
Но загвоздка в том, что окна дома Жильбера выходят прямиком на этот самый
задний двор и на сад Брюнов. Неровен час…
Придется рисковать и уходить с парадного хода. Ничего, мне
бы только спрыгнуть с крыльца, а там поверну за угол – и бегом через пустырь,
на котором пасутся соседские овцы…
Молюсь, чтобы Клоди не вышла из дому. Молюсь, чтобы милашка
Тедди спал, разморенный каникюль, и не бросился ко мне лизаться.
