Бог ты мой! Значит, и покойный Гийом был в их компании?! Да
это не глухая бургундская деревня, а филиал «Корсика Нацьон» и
«Рияадус-Салихьин» в одном флаконе!
Я так возбуждена, что забываю об осторожности и чуточку
излишне высовываюсь из-за косяка. Тут Клоди чуть поворачивает голову – и наши
глаза встречаются…
Я отшатываюсь за косяк и стою, каменея от страха, не в силах
сдвинуться с места.
Пропала! Я погибла! Вряд ли Клоди промолчит! Я слишком много
узнала о ней сегодня. Я узнала, что скромная «бургундская крестьянка» с
дипломом бакалавра искусствоведения вовсе не та, за кого ее принимают
благонравные соседи. Уже одно то, что она на «ты» с опаснейшим убийцей-чечени,
говорит – нет, просто-таки кричит! – о ее двуличии. А еще она в приятельских
отношениях с корсиканскими экстремистами – через Жильбера. Я уже не удивлюсь,
даже если узнаю, что Клоди запанибрата с главой сицилийской «Коза ностра»!
Короче, я узнала о Клоди столько, что стала довольно опасной
свидетельницей. Как бы там ни ссорилась она с Исой, какие бы причины ни
заставляли ее таить находку картины от подельников, все равно чеченский
террорист ей ближе, чем я, случайно залетевшая в бургундскую глушь русская
глупая птаха. Они с Исой – одного поля ягоды. Они уладят свои проблемы и
договорятся. А я могу помешать этому…
Нет, вот теперь уж точно надо бежать.
И я побегу, как только смогу хоть на чуточку сдвинуть с
места ватные, подкашивающиеся от страха ноги.
И тут я осознаю, что за моей спиной царит тишина. Никто не
кричит «держи-лови», не топочет ногами, не щелкает затвором… Более того – я
слышу совершенно спокойный голос Клоди.
– Ты спрашиваешь, почему я не обставила вас? – повторяет она
слова Исы. – Да потому, что я не такая тварь, какой ты меня считаешь. Ты судишь
по себе, а я не могу предать людей, которым стольким обязана…
– Оставь эту мелодекламацию для чувствительных судей, к
которым ты когда-нибудь попадешь, – хладнокровно обрывает ее Иса. – Не могла
предать, видите ли! А как насчет Жана-Ги?
– Ты что, идиот?! – вскрикивает Клоди. – Он не должен был
остаться в живых, он сумасшедший! После того, что он устроил в Сен-Фаржо, мы
чуть не попались! На него нельзя было рассчитывать!
– И все-таки он нас не выдал, все взял на себя, – снова
перебивает ее Иса. – С чего ты взяла, что он не стал бы молчать и впредь?
– Да вот взяла, – угрюмо отвечает Клоди. – Кстати, почему
вообще ты задумался об этом только сейчас? Не с твоей ли помощью, не через
твоих ли людей из активной группы Жану-Ги была передана «черная метка»?
– Ты убедила меня, что это необходимо, что он опасен! –
пробормотал Иса. – Ты убедила меня, что он способен и сам прийти к тем же
выводам, к которым пришла ты, и опередить нас. И заполучить картину в свои
руки. В то время я поверил тебе. Я был опьянен теми перспективами, которые ты
мне расписывала. Но прошло несколько дней, и я задумался. Ты знаешь, я убивал
многих… выполняя приказ, или потому, что они становились мне поперек дороги,
или потому, что считал это нужным. Но Жан-Ги был мне побратимом. Естественно, я
стал размышлять… Разве Жан-Ги не был надежно изолирован в тюрьме?
Господи, просто клубок змей каких-то! И этот поганый Иса еще
возмущается, что его предал побратим Жильбер. И в чем предал – в том, что нашел
для его сына лучшую мать, чем проститутка. Конечно, у Жани нету мужа, но уж
лучше малышу вообще расти без отца, чем иметь в отцах террориста, убийцу.
Мои мысли прерывает крик Клоди:
– Ступидо! Придурок! Язык-то у него не был вырван, не так
ли? Я не столь легковерна, как ты. И что ты тут блеешь, что ты распускаешь
слюни? Мон Дье, кто и когда видел рефлексирующего террориста? Ты оказался бы
самым подходящим прототипом для русского писателя Достоевского. Ты о нем, конечно,
и слыхом не слыхал…
– Ты забываешь, что я все-таки учился в советской школе! –
заносчиво говорит Иса, и я начинаю сотрясаться от нервного смеха. – И знаешь
что? Не уводи разговор в сторону. Я хочу знать, где ты нашла картину.
– Да-да-да, – с иронией говорит Клоди, – я тебе непременно
все расскажу. Только сначала выпью кофе, ладно?
– Начинай, – покладисто говорит Иса. – Только я намерен тебя
кое о чем предупредить.
– О чем?
– О том, что у меня пистолет с глушителем. А стреляю я… ну,
понятно, как. И я буду стрелять в тебя так: в руку, в другую руку, в ногу, в
другую ногу – до тех пор, пока ты не скажешь мне, где находится картина!
– Но я не уверена… – бормочет Клоди.
– Все, закончили! – командует Иса. – Закончили болтать!
Быстро говори. Считаю до трех! Какую руку ты желаешь потерять первой?
– Иса, ты не видел… нас подслушивали, за нами наблюдали!
Тебе надо бежать! – выкрикивает Клоди, и у меня окончательно подкашиваются ноги.
Она все-таки выдала меня!
– Подслушивал? Кто? – слышу я спокойный голос Исы, а в
следующее мгновение он одним прыжком оказывается около двери и, вытянув руку,
практически не глядя, хватает меня мертвой хваткой. – Эта дуреха, с которой ты
играла в переглядки? Да я давно знал, что она стоит за дверью. Каждое ее
движение отражалось в стеклах, как в зеркале!
Только сейчас до меня доезжает, что в темных стеклах книжных
стеллажей и впрямь отражается дверь, около которой я так неумело пряталась.
– Дура! – вопит Клоди. – Проклятая дура! Почему ты не
побежала за помощью, когда я посмотрела на тебя? Чего ты ждала? Чего ты хотела?
Иса смотрит мне в лицо, потом с силой толкает, так что я
перелетаю через комнату и приземляюсь рядом с Клоди, и усмехается:
– А, так вот это кто… Это же русская подружка Максвелла
Ле-Труа, которая зачем-то заперла его в погребе!
– В погребе? – вскидывает брови Клоди.
