— Хорошо, — Григор дождался, пока в Лос-Анджелесе положат
трубку, после чего отключил и свой аппарат.
К автомобилю уже подходили Нестор и Карен. Григор осторожно
достал свой пистолет, проверил оружие, опустил правую руку между ногами.
Вернувшийся Карен сел вперед, Нестор полез на заднее сиденье
с правой от водителя стороны. Когда он наконец сел и захлопнул дверцу, Григор
обернулся к нему и поднял руку с оружием в руках.
— Давай блокнот, — сказал он мрачно, — и без глупостей.
Глава 10
Он не поверил глазам. Он не поверил самому себе. Но это была
Лона. Немного похудевшая, несколько изменившаяся, но с такими же прекрасными,
чуть изогнутыми, какими-то арабскими глазами, теперь уже грустными и
спокойными. Они любили друг друга три года назад, когда он приезжал по своим
делам в Америку. Тогда ему предстояло возвращение через Англию. И он знал, что
там его уже ждут. Никто не давал ему никаких гарантий, что он сможет
благополучно вернуться домой. Никто, и прежде всего он сам, не знал, чем все
это кончится. Это накладывало на его отношения с Лоной печать какой-то
недосказанности, словно они оба заранее верили в невозможность повторной
встречи.
Тогда ему удалось вернуться домой. Рушилась одна эпоха,
прорисовывалась другая, все были озабочены поисками своего места в новом мире,
никто не хотел слушать старые сказки и чтить старых героев. Устаревшие мифы —
это крайне печальное зрелище, когда величественный эпос, воспеваемый поэтами,
превращается в старые анекдоты для циников. Он не хотел анекдотов. И он решил
забыть о ней навсегда. Но теперь, стоя перед ней и глядя в ее бархатные,
печальные глаза, он понимал, как глупо и подло поступал все эти годы, ни разу
не позвонив женщине.
Она смотрела ему в глаза и молчала, и только в ее взгляде и
выражении лица было что-то гордое и жалкое одновременно. Женщина вообще не
должна смотреть гордо на мужчину, ибо в этом есть нечто жалкое от глупой позы и
неустроенности собственной жизни. Мужчины, гордо поглядывающие на своих подруг,
могут позволить себе быть горделивыми безмозглыми петушками, какими их сделала
природа. Горделивые женщины, как правило, продукт несостоявшейся семейной
жизни, разбитой любви или плохого характера. Теперь, глядя в ее глаза, он
пытался понять причину этого непонятного взгляда и замирал от надежды и ужаса,
понимая, что это итог неразделенной любви.
— Здравствуй, — сказала она, словно ничего не изменилось за
эти три года.
Он молчал. Нужно быть американцем, чтобы заставить себя
улыбнуться и произнести традиционное приветствие в такой момент. Лона слишком
долго прожила в Соединенных Штатах.
— Это ты, — наконец сумел произнести Дронго.
— Не смотри на меня с таким ужасом, это действительно я.
— Но как… Каким образом ты меня нашла? Ты же вчера была в
Сиэтле?
— Я вчера позвонила Барбаре, и она мне сказала, что меня
разыскивает любитель «Фаренгейта», который даже оставил свой телефон. У нас до
сих пор в Америке не все употребляют туалетную воду Кристиана Диора. У тебя
слишком специфический вкус. А найти человека в Америке, зная его номер, совсем
не сложно. Ты, видимо, давно не был в Америке.
Он понял иронию ее слов.
— Да, — сказал он прямо, — я не был в Америке целых три
года.
— Долго, — она наконец отвела глаза, посмотрев в сторону
стремительно проносившегося сбоку от них лифта, украшенного мелкими
разноцветными лампочками. — Красивая у тебя гостиница, — сказала она. — В
прошлый раз ты жил, кажется, совсем недалеко отсюда.
Тогда они встречались в отеле «Холлидей Инн Краун Плаза»,
расположенном в пятистах метрах от «Мэрриот Маркиз». Каждое ее слово было
напоминанием о предыдущей встрече.
— Давай пойдем ко мне в номер, — предложил он.
— Раньше ты был не такой смелый, — удивилась она, — мне приходилось
чуть ли не упрашивать тебя, чтобы ты меня пустил в свой номер.
— Не нужно, — он взял ее за руку, впервые дотрагиваясь до
нее. Оба вздрогнули, но сделали вид, что ничего не произошло. Он быстро
отпустил ее руку и, достав магнитную карточку, служившую ключом к дверям его
номера, быстро зашагал по коридору. Он слышал мягкие шаги идущей следом
женщины. Больше не было произнесено ни слова. Дронго вставил карточку,
дождался, пока загорелся зеленый свет на ручке двери, и открыл дверь. В
последний раз, выходя из номера, он включил кондиционер, поставив его на
умеренный холод, и теперь в номере было достаточно прохладно. Он попридержал
дверь, дожидаясь, пока Лона войдет в номер, и только затем прошел к
установленному слева от окна регулятору кондиционера, переведя его на обычную
температуру. Затем подошел к мини-бару. Собственно, так его называли на Западе.
На русском языке это был обычный маленький холодильник, набитый бутылочками с
водой и спиртными напитками. Иногда в отелях более высокого класса там
встречались шоколадные палочки и жареный арахис. Его отель был как раз из числа
последних.
— Что ты будешь пить? — спросил он, полуобернувшись.
— Русскую водку, — невозмутимо ответила она, — у тебя есть
здесь русская водка?
— Не знаю, но, кажется, такой здесь не бывает, — он
по-прежнему стоял к ней боком, — хотя нет, есть какая-то водка. Это джин. Ты
любишь джин?
— Налей мне виски, — попросила она, входя в комнату.
Он послушно открыл маленькую бутылочку, разливая виски в два
стакана. Наконец, обернувшись, он протянул ей стакан.
— Возьми.
Она бережно приняла из его рук пузатый стакан с янтарным
напитком, зачем-то подула на него и вдруг резким, решительным движением
выплеснула весь напиток ему в лицо.
— Подлец, — без гнева сказала она, — где ты был столько лет?
Только чуть вздрагивающая верхняя губа выдавала ее волнение.
Она была великолепна даже в гневе. Блестящие белки ее глаз оттенялись темной
кожей. Темнокожая Лона, чьи предки веками жили на Антильских островах,
унаследовала от них какую-то врожденную грацию и абсолютно идеальную фигуру.
Красивые, чуть изогнутые глаза достались ей, очевидно, от смешения среди ее
предков негроидной и арабской крови.
— Эффектно, — он не стал вытирать лица, — очень красиво. —
Он взял свой стакан и, в свою очередь, быстрым, решительным жестом плеснул ей в
лицо свою порцию виски. Она зажмурилась от неожиданности, такого она от него
явно не ожидала.
— В Америке, кажется, женщины борются за равноправие, —
добавил он, — надеюсь, ты поддерживаешь феминистское движение.
Она шагнула к нему.
— Подлец, — произнесла Лона уже без прежнего энтузиазма.
— Согласен, — он шагнул в ее сторону.
— Я так ждала твоих звонков, — успела добавить она, и он
наклонился еще, почувствовав аромат хорошего ячменного виски. После чего был
долгий поцелуй, вперемежку с каплями виски, стекавшими прямо на язык.
