В этой новой эпохе были свои сложности и свои особые
отношения между людьми. Время проходимцев, демагогов и авантюристов,
наступившее после эпохи прагматиков, приспособленцев и дураков, имело свои ярко
выраженные черты, так зримо проявившиеся в период драматического распада
огромной империи. Но для него восьмидесятые годы были периодом становления, а
наступившие девяностые несли в себе страшный заряд разочарования. Ставший в
тридцать пять лет фактически пенсионером без права на заслуженную пенсию,
инвалидом с серьезной душевной травмой, никому не нужным высококлассным
специалистом, он нашел в себе силы вернуться и теперь довольно часто помогал в
качестве своеобразного консультанта международному комитету экспертов ООН,
специалистам и национальным бюро Интерпола на местах, а также выполнял иногда
довольно деликатные поручения российских спецслужб, по-прежнему считавших его
одним из своих бывших сотрудников, волею судеб внезапно оказавшихся
иностранцами. Таких, как он, осталось еще несколько человек, внезапно
оказавшихся за государственными границами привычной среды обитания, на
положении почти изгоев в собственных странах.
Лишь единицам удавалось приспособиться к новой и весьма
болезненной для себя обстановке. Особенно тяжело приходилось пожилым
профессионалам, проживающим в независимых Прибалтийских государствах. Из
заслуженных, уважаемых ветеранов они внезапно превратились в подозрительных
пособников и агентов разведки враждебного соседнего государства. Немногие могли
выдержать подобное, предпочитая либо эмигрировать из родного государства,
обрывая все связи, либо, если позволяли обстоятельства, оставаться на своих местах,
практически отходя от всякой активной жизни и мрачно замыкаясь в себе. Для
таких людей распад огромной империи оказался наиболее болезненным и
катастрофическим взрывом, опрокинувшим всю их прежнюю жизнь.
В этот день он собирался в Санкт-Петербург, который очень
любил, когда тот еще был Ленинградом, но неожиданный телефонный звонок в номер
гостиницы, где он разместился, только приехав в Москву, изменил все его планы.
Пришлось тащиться почти через весь город, меняя попутные автомобили, чтобы
добраться до нужного места.
Здесь его уже ждали. Каждый раз встречаясь с представителями
российской разведки, он испытывал непонятное чувство собственной
неполноценности. Словно совершал акт предательства по отношению к собственному
народу, только теперь обретающему подлинную государственность и суверенитет. Но
ведь горький парадокс сложившейся ситуации как раз и состоял из того важного
обстоятельства, что такие, как он, профессионалы были просто не нужны
собственным государствам, традиционно подозрительно относившимся к бывшим
сотрудникам спецслужб. И хотя в бывшем огромном государстве он был всего лишь
экспертом ООН специального комитета экспертов по предупреждению преступности,
это ничего не меняло. В независимых государствах не было места таким, как он,
профессионалам: дипломатам, разведчикам, экспертам — всем, чья деятельность
была связана с работой за рубежом и координировалась центральными аппаратами
бывшей страны. А вот бывшие государственные чиновники и партийные функционеры
национальных республик чувствовали себя вполне уверенно, мгновенно
перекрашиваясь в убежденных националистов и вечных борцов за демократию и
свободу.
— Добрый вечер, Дронго, — сказал ему незнакомец, и с этого
все началось. Он не знал раньше этого моложавого, лет пятидесяти, уверенного в
себе красивого человека с безукоризненно уложенными седыми волосами, словно
пять минут назад вышедшими из рук парикмахера. Незнакомец был похож на
голливудских актеров, а своими безукоризненными манерами и приятным голосом он
напоминал хорошо вышколенного дипломата.
— Кажется, это единственные приятные слова, которые я обычно
слышу от ваших коллег, — пошутил Дронго.
— Возможно, — незнакомец мягко улыбнулся. Он оценил шутку.
— Что опять случилось? — спросил Дронго. — Надеюсь, в этот
раз меня не пошлют выкрасть английскую королеву или найти двойника для Хиллари
Клинтон?
— Кажется, у вас несколько преувеличенное мнение о наших
возможностях, — заметил незнакомец, на этот раз не улыбаясь, — да и свои
способности вы несколько преувеличиваете.
— Слава богу, значит, ничего серьезного, — юмор помогал ему
всегда в самых сложных ситуациях.
— Я бы так не сказал, — незнакомец, кажется, не шутил, —
простите, я не представился. Можете называть меня Алексеем Александровичем. Как
зовут вас, я знаю. Знаю даже, что вы не любите, когда вас называют по имени и
предпочитаете свою столь необычную кличку — Дронго.
— Почему необычную? — как ему надоели с этим вопросом. — Я
видел эту птичку в Азии. Она ничего не боится, несмотря на свои размеры, а это,
по-моему, самое важное в нашем деле.
— Да, — удивился Алексей Александрович, — я этого не знал.
Но в любом случае это ваше личное дело. Должен сказать, что меня предупредили и
о вашем последнем задании. И о вашем нежелании сотрудничать с нами в
дальнейшем. Это верно?
— Мне не нравится само слово «сотрудничать». Словно вы
вербуете «шестерку» в зоне, чтобы стучал на своих товарищей. Это там, в зоне,
предлагают «сотрудничать». А я с вами работаю. Это совсем разные вещи. Надеюсь,
вы меня понимаете?
— Я не хотел вас обидеть, — смутился Алексей Александрович,
— извините.
— Ничего, будем считать, что мы просто определились перед
началом нашего разговора. Это важно для дальнейшей работы.
— Да, конечно. Перед началом нашей беседы будьте любезны
ответить на один вопрос. Вы по-прежнему сотрудничаете с экспертным комитетом
ООН?
— Это важно для нашей сегодняшней встречи?
— Думаю, да.
— Тогда и я задам вопрос. Зачем вы спрашиваете? Вам же все
известно.
— Вы не ответили на мой вопрос, — терпеливо напомнил Алексей
Александрович.
— Сотрудничаю. И даже встречался с их представителем в
Москве.
— Все верно. Мы так и думали. Вы встречались с Владимиром
Владимировичем?
— Это уже второй вопрос, — заметил Дронго, — впрочем, я
удовлетворен. Вы невольно ответили и на мой вопрос. Зачем вы еще спрашиваете,
если вам все известно? Насколько я понимаю — координация с Интерполом
предполагает активные действия и в странах СНГ. Разумеется, ничего необычного
или шпионского в моей деятельности не было. Мы занимались торговцами
наркотиками, чем обычно и занимаются Интерпол и специальный комитет экспертов
ООН, пока им не мешают различные ведомства.
Намек был слишком очевидный, чтобы его не понять. Но его
собеседник не обиделся. Он обладал каким-то особым запасом терпения.
— Мы знаем о вашей работе, Дронго, — спокойно сказал он, — и
высоко ценим вашу деятельность по борьбе с международными кланами мафии и
торговцами наркотиками. Вы делаете очень важное и нужное дело. Но именно
поэтому мы и решились пригласить вас для нашей беседы. Нам нужна ваша помощь.
