— Логично. Мне нравится, как вы рассуждаете, хотя я всегда
подсознательно помню вашу профессию. Она у вас слишком кровавая, Цапля.
Слишком.
— Ничего подобного. Работа как работа. Я еще не пришил ни
одного хорошего человека. Убирал только мерзавцев.
— Это не оправдание.
— А я и не собираюсь оправдываться.
— Когда все закончится, я расскажу вам об одном деле, —
пообещал Дронго, — и вам придется за него платить.
— Не нужно угрожать, — мрачно попросил Цапля, — нам еще
нужно дожить до конца.
— А вы-то чего боитесь? Вам, наоборот, все карты в руки. Вон
у вас в помощниках целая команда.
— Я не люблю, когда мне не доверяют. Я привык работать в
одиночку. А здесь слишком много людей. Это неприятно.
— А ваши собственные помощники? Они мне были очень
симпатичны.
— Типичные американские дурачки, — отмахнулся Цапля, — они
ведь все, как дети. И полицейские, и воры. Все друг другу доверяют, даже чеками
иногда расплачиваются. А их налоговые декларации чего стоят! Представляете — у
нас в России человек сам пишет, сколько получил, и сам идет платить лишние
деньги. Да над ним все соседи смеяться будут. А здесь это в порядке вещей.
— Не любите вы Америку.
— Ненавижу, — с неожиданной злостью вдруг ответил Цапля, —
зажравшиеся дураки. Все лохи пустоголовые. Разговариваешь с таким и видишь,
какой дурак. У нас в России улицы бы подметал из-за дури своей, а здесь
солидный человек, свой магазин имеет.
Автомобиль въехал в Манхэттен с Тридцать четвертой улицы. На
всякий случай Цапля сделал небольшой крюк и, выехав на Парк-авеню, поднялся
затем до Пятидесятой стрит, где находился отель. Не доезжая до «Уолдорф
Астории», он мягко затормозил.
— Приехали.
Дронго взялся за ручку дверцы, и вдруг Цапля спросил, как-то
особенно неприятно улыбаясь:
— А куда делась ваша спутница? Ее в «Мэрриоте» уже не было.
Или вы решили оставить ее Рябому? Он, кстати, терпеть не может всех негров. И
негритянок тоже.
— Значит, так, — решительно сказал Дронго, обращаясь к
Цапле, — я прощаю вам этот юмор в первый и в последний раз. Если вы еще
когда-нибудь или где-нибудь вспомните о ней, это будет последнее в вашей жизни
воспоминание. Я вас просто убью. Вы запомнили? До свидания.
Он хлопнул дверцей машины изо всех сил и поспешил к отелю.
Только через минуту Цапля наконец отъехал.
В отеле было прохладно и свежо. Дронго, заметив в конце
вестибюля телефон, подошел к нему и, опустив несколько монет, набрал телефон
Вашингтона.
— Мне нужен господин Уваров, — попросил он незнакомого
мужчину.
Через минуту трубку взял Уваров.
— Это говорит Крылов, — напомнил Дронго, — как у вас дела?
— Плохо, — почти простонал Уваров, — он звонил сегодня утром
прямо в посольство. Требует денег. Говорит, осталось три дня.
«Какой кретин, — с раздражением подумал Дронго. — Телефон
ведь наверняка прослушивается ФБР. Это же надо уродиться таким идиотом». Он
быстро положил трубку.
Значит, у него в запасе всего три дня. Нужно торопиться.
Если он опоздает, сорвется операция, готовившаяся столько лет. Может пострадать
человек, одиннадцать лет живущий другой жизнью. Дронго почувствовал невольную
гордость за своего коллегу. На такое может пойти только очень волевой и смелый
человек. И теперь судьба этого человека в его руках.
Слышавший их разговор сотрудник ФБР сделал в своем журнале
специальную запись.
Глава 17
Сухумские события девяностого года по своему масштабу и
числу участвующих в нем лиц могли стать сенсацией на долгие годы в прежние,
советские времена. Но начало девяностых годов было характерно нарастанием
общего развала огромной страны, нестабильностью в Карабахе, в Осетии, в
Таджикистане, в Литве, в Москве.
Отличившаяся в Сухуми группа «Альфа» будет переброшена через
несколько месяцев в Вильнюс и подставлена высшим советским руководством как
главный виновник происшедших в Литве трагических событий. Горбачев, уже по
привычке, сделает круглые от удивления глаза и всю вину, в который раз (!),
возложит на армию и правоохранительные органы.
Но сухумские события, забывшиеся потом из-за большого
количества происходивших в стране и в Грузии событий, тем не менее были
чрезвычайными и едва не привели к провалу так хорошо продуманной легенды Андрея
Кирьякова.
В начале августа в следственном изоляторе Сухуми было
складировано более трех тысяч стволов оружия. Уже тогда грузино-осетинские и
грузино-абхазские отношения начали обостряться, и было принято решение изъять
оружие у населения. А так как его хранить было негде, решено было хранить
оружие в переполненной особо опасными рецидивистами тюрьме.
Некоторые преступники об этом знали. К этому времени в
Сухуми оказались переведенными туда особо опасные преступники — Георгий
Хабашели по кличке Генерал и Владлен Клычков по кличке Клык. Руководство МВД
получило оперативную информацию о том, что в сухумской тюрьме, или изоляторе
временного содержания, как его называли обычно, готовится массовый побег. И
тогда в Сухуми был этапирован Сказочник, попавший в одну камеру с Хабашели и
Клычковым.
К этому времени в тюрьме скопилось уже несколько десятков
особо опасных преступников, среди которых были убийцы, грабители и воры в
законе. Все они томились в изоляторе в ожидании расследования и суда. Но общее
состояние большого бардака, в котором пребывала страна, сказалось и на ее
тюрьмах. В нарушение всех уголовно-процессуальных норм в Сухуми обвиняемые в
тяжких преступлениях томились месяцами без суда и законного приговора, что само
по себе было неслыханным нарушением.
Андрей ждал связного офицера, который должен был появиться
десятого. Но блокада железной дороги не дала возможности сотруднику МВД СССР
появиться в тюрьме вовремя, а с другими офицерами Андрей не имел права вступать
в контакт. Тем более что среди них были нечистоплотные люди, просто сдающие
своих стукачей паханам за приличные суммы.
Одиннадцатого августа начался захват тюрьмы. Были захвачены
офицер и двое постовых сухумского изолятора. Подготовившимся заранее
преступникам удалось взломать стены помещения и пробиться к оружию. Тысячи
стволов и боеприпасы, хранимые вместе с оружием, оказались в руках особо
опасных преступников. Но самое страшное было впереди.
Выступление подготовили несколько рецидивистов, которые при
неудаче должны были взять вину на себя. Опытные воры в законе должны были
остаться как бы вне этой свалки, а при первом удобном случае покинуть изолятор.
Андрей пережил самые трудные минуты в своей жизни, когда
заключенным удалось проникнуть в кабинет заместителя начальника изолятора по
оперативной работе и ознакомиться с картотекой, хранившейся там. Сразу были
выявлены трое стукачей, исправно доносивших о других заключенных и даже
поощряемых руководством. Участь этих людей была решена. Их не убивали, их
просто насиловали, делая пожизненными париями и отверженными. В любой тюрьме
отныне они должны будут отбывать свой позорный номер, откликаясь на любой
призыв любого гомосексуалиста.
