Последним на дачу, принадлежавшую его родственнику, прибыл
сам Яков Аронович Гольдберг. Он вышел из обычной «Волги», с удовольствием
вдохнул свежий воздух и неторопливо зашагал к дому. Там уже томились гости,
нетерпеливо ожидавшие приезда Якова Ароновича.
* * *
— Здравствуйте, — подмигнул всем Яков Аронович, — кажется,
все в сборе. Как приятно, что никто не проигнорировал наш вызов. Правда, ваши
ребята поломали все окрестные кусты, но я надеюсь, что мы сумеем пережить это
экологическое бедствие.
Никто не рассмеялся. Здесь не любили и не понимали шуток.
Все расселись за большим столом.
Багиров оказался между Саркисяном и Карахановым. Еще одно
место напротив пустовало. Рафаэль Мамедович знал, что стульев всегда бывает по
числу участников. И теперь, невольно заметив этот пустой стул, он спросил у
Гольдберга:
— Мы кого-нибудь ждем?
— Не знаю, — удивился Яков Аронович, — я думал, все
приехали.
Он обвел взглядом присутствующих, словно производя поименную
перекличку, и облегченно вздохнул.
— Нет Мансурова, — сказал он, — тот, видимо, как всегда,
опаздывает.
Мансуров был лидером татарских группировок, имевших довольно
большое влияние в городе за счет непрерывного пополнения боевиками,
поступающего из Казани.
— Будем ждать? — спросил Никитин.
— Я думаю, мы можем начать, — усмехнулся Гольдберг, снова
подмигивая всем участникам встречи.
— А почему нет Рубинчика? — раздался недовольный голос
Хлыщева.
Все невольно посмотрели на него. Хлыщев был авторитетом
нескольких крупных подмосковных группировок, лишь недавно выдвинувшийся в
лидеры такого ранга. Он еще не знал, что существуют запретные темы даже для
руководителей мафии.
— А при чем тут Рубинчик? — сладко улыбнулся Яков Аронович.
— Как при чем? — спросил прямолинейный Хлыщев, не обращая
внимания на большие глаза сидевшего рядом Миронова. — Почему не представлена
ваша еврейская мафия?
«Вот дурак, — с раздражением подумал Багиров. — Пускать
такого кретина на заседание больше нельзя. Придется что-нибудь придумать. Они
всегда так. Выбиваются в лидеры, а вести себя не умеют».
— Дорогой мой, — голос у Якова Ароновича был непривычно
сладок, — еврейской мафии не существует. Это глупый миф, который выдумали
антисемиты. Наш уважаемый господин Рубинчик всего лишь руководитель
издательского центра. И все. К нам он не имеет абсолютно никакого отношения.
Миронов наконец ударил своего напарника в бок, чтобы тот
сидел тихо, и Хлыщев, поняв, что допустил оплошность, быстро умолк. Все
заметили жест Миронова, но никто не сказал более ни слова.
— Нам звонили из Америки, — ласково сказал Гольдберг, — и
наши друзья очень встревожены. Там происходят какие-то неприятные вещи и никто
не может понять, что именно происходит. Поэтому мы и решили обратиться к вам за
помощью. Это наше общее дело.
— Конечно, — ответил уже знающий, в чем дело, Багиров, — мы
всегда рады разобраться и выяснить, в чем причины вашего беспокойства.
— Спасибо, — наклонил голову Яков Аронович, — дело в том,
что в Америке появилось несколько человек, ищущих контакты с нашими и вашими
друзьями, переехавшими на Запад. Все знают, что в Хартфорде живет Рябой. И нам
всем казалось, что любые контакты нужно налаживать через него. У него неплохие
связи по всей Америке, он достаточно популярен в Европе и у нас в Москве. Но
появляется некто Крылов, который начинает действовать в обход Рябого, якобы от
вашего имени. Согласитесь, что это не может нравиться Рябому. Это не нравится и
нам. Думаем, что это не понравится и вам.
— Привезти его сюда и допросить, — предложил Караханов, — и
не надо придумывать истории.
— Сначала его надо привезти, — заметил Яков Аронович, — он
находится в Америке. А это немного сложнее, чем в России.
— Тогда нужно допросить прямо в Америке, — снова вмешался
Караханов. Он говорил по-русски почти чисто, без акцента.
— Подождите, — чуть поморщился Гольдберг, — все не так
просто. Наш уважаемый Гурам Хотивари даже послал двух людей, чтобы проверить
все на месте.
— Правильно, — кивнул Гурам, — я все люблю сам выяснять.
Зачем мне ждать нужно было?
— Справедливое замечание. По-моему, об этом визите вы
рассказали всем, кому могли. Я вас понимаю — вы хотели проверить, откуда
исходит опасность. Но боюсь, что мы не только не приблизились к пониманию этого
вопроса, но, наоборот, отдалились.
— Что вы хотите сказать? — нахмурился Гурам.
— Это не я хочу сказать. Это американские газеты пишут. Вот
факс из Нью-Йорка. Убит Важа Дадашвили. Его зарезали в номере отеля «Милфорд
Плаза». Это был, кажется, ваш человек?
Хотивари вскочил на ноги, бормоча ругательства на русском и
грузинском языках.
— Кто, — кричал он, глядя на всех присутствующих, — кто его
подставил? Сам искать буду суку! Сам искать буду!
Скрипнула дверь, и в комнату вошел грузный, мощный Мансуров.
Буркнув что-то под нос, он прошел к своему месту.
Появление Мансурова немного сбило накал нервов у Гурама
Хотивари. Но, даже усевшись за стол, он продолжал бормотать какие-то проклятия.
— Понимаю ваши чувства, — осторожно заметил Яков Аронович, —
мы именно поэтому и собрались сегодня здесь, чтобы окончательно во всем
разобраться.
— Разобраться, — внезапно вступил в разговор молчавший до
этого Саркисян, — почему там убивают наших людей? Кто это придумал? Кто
разрешил? Почему кто-то едет в Америку от нашего имени? Почему мы сами не
проводим проверку?
— Да, — поддержал его Караханов, — кто такой Рябой, мы все
знаем. А кто такой этот неизвестный, мы не знаем. Может, кто-то хочет без мыла
влезть к Рябому, чтобы нам навредить. А мы ждем, когда это случится. Почему
ждем, это ведь неправильно.
— Как убили моего человека? — опомнился наконец Гурам.
— Его зарезали прямо в номере. Перерезали горло, — охотно
пояснил Гольдберг.
— Здесь что-то не так, — нахмурился Гурам, — Важа у меня
лучшим боевиком был. Его так просто свалить нельзя было. Так просто зарезать
тоже нельзя. Он здоровый был как бык. Может, это американская полиция с нами
решила в прятки сыграть?
— Мы проверяли, — подчеркнув первое слово, ответил Яков
Аронович, и все поняли, что положение действительно серьезное, раз там уже
прошла такая проверка.
— Что будем делать? — спросил Багиров. — Нужно все точно
выяснить.
— А известно, с кем именно встречался этот неизвестный? —
спросил Никитин.
