— Там могут быть эти ребята, — напомнил Нестор.
— Да, верно. Нужно выбросить их оружие. Оно наверняка
незарегистрированное.
— Можно подумать, твой пистолет зарегистрирован.
И здесь Клык сказал слова, сильно удивившие Нестора:
— Неужели ты думаешь, парень, что я могу разгуливать по
Америке с незарегистрированным оружием? У меня даже разрешение на него есть.
Глава 22
После крушения Советского Союза и депортации ряда особо опасных
уголовников из Литвы в Россию он считал, что все его приключения кончились.
Так, видимо, считали и в Министерстве внутренних дел России. К тому времени из
людей, начинавших операцию «Дельфин» десять лет назад, почти никого не было на
службе, а новое поколение руководителей уголовного розыска просто не понимало,
для чего нужна подобная разведка.
В девяностые годы, после развала СССР, все становилось
смешным и ненужным. Теперь уже делами вершили не презренные воры в законе, а
уважаемые члены парламентов и министры. Преступность получила полную
легализацию, припрятанные и сделанные на наркотиках или подпольных цехах деньги
оказались смешными по сравнению с огромными суммами, выручаемыми за продажу
собственных ресурсов. На распродаже своей Родины чиновники зарабатывали такие
гигантские деньги, что в течение года становились миллионерами, обгоняя
английских лордов в тридцатом поколении или американских нуворишей, чьи отцы и
деды в тяжелейших трудах зарабатывали себе имя и капитал. Эти новые миллионеры
знали, как нужно жить, и умели жить, отдыхая на Канарах и Бермудах, покупая
особняки в Испании или Франции.
Андрея Кирьякова продержали еще три лишних месяца в
российском лагере, пока нерасторопное начальство пыталось выяснить, почему
именно этот известный в преступной среде авторитет должен быть выпущен на волю
и освобожден как сотрудник милиции. Проверка продолжалась достаточно долго,
пока наконец, разобравшись в чем дело, его не доставили в Москву и торжественно
объявили, что он сделал большое и нужное дело. Говоривший это какой-то
милицейский генерал и сам не был уверен, в чем именно состоит героизм Андрея
Кирьякова, но на всякий случай сказал о мужестве, верности долгу и любви к
Родине. А потом объявил о присвоении звания полковника и увольнении на пенсию по
выслуге лет. Один год в лагерях Андрею засчитывали за три, как на фронте. Это
было еще предложение Андропова, и его никто не посмел отменить.
Так Андрей в свои сорок пять оказался почетным пенсионером.
Целых три месяца он просто просидел в полученной от государства коммунальной
комнатушке и беспробудно пил. Благо ему выдали зарплату за последний год,
проведенный в лагере. Этих денег как раз хватило на трехмесячную пьянку. Потом
он вынужден был думать о своем будущем.
Но затем ему просто повезло. МВД и КГБ, реформируемые,
изменяемые и разгоняемые, конечно, не смогли бы, да и не захотели, брать к себе
такого профессионала, как Кирьяков, а вот разведка неожиданно вспомнила о нем.
В отличие от других ведомств Служба внешней разведки сумела сохранить свои кадры
и не допустить массового увольнения своих профессионалов. Пришедший к
руководству этим ведомством академик Примаков сумел почти чудом сохранить все
кадры Первого главного управления КГБ СССР. И среди тех, кто оказался в его
аппарате, был и старый полковник, принимавший участие в разработке операции
«Дельфин».
Кирьякова нашли уже на грани полного алкогольного опьянения.
Его почти два месяца лечили строгой диетой, гипнозом и лучшими из имеющихся
фармацевтическими препаратами. Через два месяца это был уже не развалившийся в
свои сорок пять лет полуалкоголик-полукретин с трясущимися руками, а уверенный
в себе мужчина в полном расцвете сил.
И только тогда начальство решило, что ему можно доверить ту
тайну, ради которой его и вытащили из ада разложения личности. И только тогда
он сам решился позвонить уже переехавшей в Москву Ларисе. Свидание было
недолгим и тягостным. Если, несмотря на свой возраст, он сумел как-то выбраться
из трясины алкоголизма и вернуться к полноценной жизни, то у Ларисы вся ее
жизнь была практически закончена.
Неудачная жизнь с нелюбимым мужем, постоянные волнения за
рубежом, где в тесных советских колониях нельзя было сказать ни одного лишнего
слова и где экономили даже на фруктах, стараясь заработать на «Волгу», мечту
всех специалистов за рубежом. Долго хранимая тайна и опасения за узнавшего обо
всем старшего сына, тягостные воспоминания о своей первой, так и не удавшейся
любви превратили Ларису в затравленную истеричку с рано наступившим климаксом.
Она уже не могла и не хотела ничего никому давать. Она не могла даже брать. Она
могла лишь существовать, отравляя жизнь своим близким и самой себе.
Но если у нее так и не сложилась жизнь, то словно в награду
за одну несостоявшуюся судьбу она получила другую. Ее сын Андрей сумел успешно
сдать экзамены в известный Гарвардский университет и теперь собирался
переезжать в Америку. Тогда в первый и последний раз Андрей-старший позвонил
своему сыну перед отъездом и приехал провожать его на вокзал в своей форме
полковника с орденскими планками на груди. И тогда впервые Андрей-младший
увидел своего отца в полном блеске, догадываясь, чем и как занимался его
настоящий отец.
Правда, за такой номер Кирьяков едва не вылетел со своей
новой работы, но ему удалось убедить своих коллег, что почти все время он сидел
в поезде, в купе сына, и не выходил на перрон. Поезд уходил в Ленинград, откуда
через Финляндию должен был улететь в Америку его сын, и отец просто не мог
удержаться от подобной выходки, сознавая, как глупо и непростительно он себя
ведет.
Только ради сына он и дал согласие на эту новую, более
сложную и более рискованную работу. В колониях, несмотря на сотни заключенных,
он всегда знал, что среди офицеров есть человек, который может в любой момент
вытащить его оттуда. И это сильно прибавляло уверенности, как если бы он шел
вместе со всеми в пустыне и, страдая от жажды, осознавал, что рядом идет некто,
способный мгновенно облегчить его страдания. В таких случаях отсутствие воды не
так страшно, ибо сама мысль, что ты можешь в любой момент напиться воды,
укрепляет в тебе силы, в отличие от всех остальных.
В колониях Андрей твердо усвоил одну истину, выводя для себя
как непреложный закон. Человека чаще всего убивает отсутствие надежды. И это
самая мучительная и самая тяжелая смерть. Он знал, что присутствие сына там, в
Америке, прибавит ему сил и даст надежду. И он согласился во второй раз на
невероятный эксперимент, отдавая себя вторично в заложники уже новой системы.
Лучшего нельзя было даже желать. Известный во всех колониях
и очень авторитетный вор в законе собирался теперь начать новую жизнь за
океаном. Лучшего алиби и лучшей легенды невозможно было придумать. Андрея знали
сотни и тысячи заключенных, с которыми он отбывал наказание по многим колониям
бывшей страны. О нем ходили легенды, его «короновали» по всем законам
воровского мира, его знали и ценили многие паханы, предпочитая иметь своим
арбитром и советчиком.
