Некоторые образы почти у всех нормальных индивидов
складываются по одному шаблону. Человек представляет себе Мать добродетельной и
ласковой, Отца – суровым, но справедливым, собственное тело – крепким и
неповрежденным. Если есть основания думать иначе, то сама мысль об этом
человеку глубоко ненавистна. Он предпочитает чувствовать по-прежнему, в
соответствии с этими универсальными образными шаблонами и независимо от их
отношения к действительности. Если же ему приходится изменить эти образы,
человек становится мрачным и раздражительным, а иногда психически больным.
Очень трудно, например, изменить образ собственного тела.
Человек, потерявший ногу, не может успокоиться, прежде чем не пройдет через
период мрачности или скорби, в течение которого образ его тела приходит в
соответствие с новым положением вещей. Но даже после этого он сохраняет в
глубине своей психики прежнее представление о самом себе. Через много лет после
потери ноги он иногда видит себя во сне таким, как раньше, и даже временами
оступается, забыв о своем недостатке. В таких случаях процесс скорби, очевидно,
не вполне достигает своей цели.
Так же трудно изменить образы родителей. Во сне иногда видят
слабого отца сильным, пьяницу-мать – безупречной, а умерших – живыми. Изменить
образ нелегко, и мучительность этого процесса является одной из причин, по
которой его всячески избегают. Когда умирает любимый человек, требуется
значительное усилие, чтобы приспособить свой образ мира к изменившейся
ситуации. Это усилие, именуемое скорбью, весьма изнурительно, оно приводит к
усталости и потере веса. Люди в состоянии скорби нередко встают по утрам более
усталыми, чем ложатся вечером, и чувствуют себя, как будто проделали за ночь
тяжелый труд. Они и вправду проделывают за ночь тяжкий труд, меняя свои
психические образы.
Другие образы принадлежат лишь отдельным индивидам в связи с
особыми обстоятельствами и так же трудно поддаются изменению. "Призрак в
спальне" – психический образ первой жены – может испортить мужчине
отношения со второй женой. "Мать, открывающая дверь", –
психический образ подслушивающей матери – может сковать эмоциональную свободу
женщины даже вдали от родительского дома. Она всегда чувствует себя так, как
будто ее за все порицает отсутствующая или умершая мать; образ матери она
всегда носит в голове, и в этом смысле мать в самом деле подслушивает.
Другой тип индивидуального образа, способный удержаться и
воздействовать на поведение после изменения вызвавшей его действительности,
обнаруживается в истории Нана Кертсан.
[6]
До трагической смерти
ее отца Нана была довольно толстой. Так как у нее не было матери, а отец был
пьяницей, она изголодалась по ласке и готова была на все, чтобы ее найти. В
результате она приобрела дурную репутацию, что приводило ее в отчаяние; но
стремление к мужскому обществу стало у нее непреодолимым, а непривлекательная
внешность вынуждала ее идти на крайности.
После смерти отца она сильно похудела, и ее подлинные формы
вышли из жировой оболочки, как стройная, изящная фигура возникает из глыбы
камня. Два ее старых приятеля, сын банкира Ролф Метис и кассир банка Джозайя
Толли, были настолько ослеплены ее новоявленной красотой, что подумывали уже на
ней жениться вопреки ее репутации.
К несчастью, Нана не сумела изменить сложившийся у нее
собственный образ. Вопреки тому, что она видела в зеркале и что говорили ей
друзья, она продолжала представлять себя физически непривлекательной девушкой,
вынужденной идти на крайности в погоне за мужской лаской. Она не меняла
прежнего поведения. Ролф и Джозайя под давлением родителей отказались на ней жениться,
и Нана потеряла шансы на приличный брак.
История Наны, продолжавшей считать себя "неуклюжей
дриадой", прямо противоположна историям многих женщин преклонного и
среднего возраста, все еще видящих себя "чарующими сильфидами" поры
своей юности и ведущих себя в соответствии с этими образами иногда с плачевными
результатами, а при случае – с захватывающим успехом.
Психические образы, управляющие нашим поведением, нагружены
эмоциями. Когда мы говорим, что кого-нибудь любим, это значит, что образ
человека в нашей психике нагружен конструктивными, нежными и благожелательными
чувствами. Если же мы говорим, что кого-нибудь ненавидим, это значит, что образ
этого человека нагружен деструктивными, яростными и неблагожелательными
чувствами. Подлинная сущность человека или то, чем он представляется другим,
оказывает на его образ разве лишь косвенное влияние. Когда вы полагаете, что
разлюбили Пангину и полюбили Галатею, это значит, что вы разлюбили ваш образ
Пангины и полюбили ваш образ Галатеи. Галатея всего лишь облегчает вам
построение своего образа, достойного любви. И если вы как раз в это время
особенно расположены влюбиться, то вы помогаете ей в этом, выбирая и
подчеркивая в ее образе все достойное любви, отрицая и пренебрегая при этом
нежелательными качествами. Таким образом, после разрыва с первой любовью легче
влюбиться "рикошетом", чем в первый раз; когда образ первой любви
разрушается, в психике человека остается пустота и в то же время большой заряд
эмоций, стремящихся к немедленной компенсации. Гонимый страхом пустоты, человек
идеализирует образ первой попавшейся женщины, чтобы поскорее заполнить ею
освободившееся место.
Хотя мы привязываемся к нашим образам и неохотно меняем их,
через некоторое время у нас возникает тенденция придавать им более идеальный вид,
чем они имели в исчезнувшей действительности. Старики представляют себе
сомнительное прошлое как "добрые старые времена"; люди тоскуют по
далекому дому, но часто разочаровываются в нем, вернувшись. Обычно мы рады
увидеть вновь как старых друзей, так и врагов; после долгого забвения в их
образах смягчается плохое и укрепляется хорошее.
