– Забавно, – согласился Федор и изобразил вежливое
«ха-ха-ха». – Ну, долго мы будем светские беседы вести? Нас все-таки ждут. Или
передумала? – Он вдруг схватил ее за руку: – Рита, передумай, пожалуйста!
Неужели тебе не жалко?
Она закинула голову как можно выше и некоторое время
посидела так.
– А ты ведь не сказал, как доктора найти удалось, –
выговорила наконец.
– Валентина Алексеевна раньше работала в том же военном
госпитале, где… – Федор осекся, не зная, как сказать. Почему-то захотелось
ляпнуть: «Где твоя несостоявшаяся свекровь работала, она же – твоя сводная
сестра и в то же время кузина». Но так больно ударить Риту он не мог, поэтому
вывернулся довольно неуклюже: – Где была медсестрой в войну. Не знаю
подробностей, но там какая-то шпионская история развернулась в сорок втором
году, ее с работы выгнали, чуть вообще не арестовали, потому что подозревали в
пособничестве какому-то диверсанту, но все же удалось ей, по-уличному говоря,
отбрехаться. С работы турнули. Потом она вышла замуж за старого и опытного
врача, к тому же бывшего фронтовика, тяжело раненного. Он ее прикрыл под своей
фамилией. Фамилия ее Переверзева. – Он с ожидающим выражением оглянулся на
Риту, но усмехнулся: – Я все время забываю, что ты не энская, для тебя местные
достопримечательности ничего не значат. Да и Бог с ним, с Переверзевым! Он
скоро перестал работать, а жаль, талантливый был медик. Но жене, как говорится,
секреты мастерства передал. Валентина была отличной сестрой, стала отличной
акушеркой. Закончила медицинский институт заочно, получила диплом, стала
работать гинекологом. Хороший специалист, но есть у нее один недостаток, хотя в
нашей ситуации он – достоинство: она страшно любит деньги. Крутится на двух
ставках, но еще и прирабатывает, где и как может. А поскольку запретные дела
приносят самый большой доход… В общем, понятно. Жадная, наглая, неприятная, но
как специалист – выше всех похвал. За твое здоровье можно будет не опасаться.
Вопросы есть?
– Да, – кивнула Рита. – Что значит: крутится на двух
ставках? Она играет на бегах? У вас ведь в городе, кажется, есть ипподром?
– Нет, – вздохнул Федор. – На бегах Валентина не играет… Ну
что, пошли?
Он выбрался из машины и помог выйти Рите. Мимо проехал
ободранный «москвичок» – точь-в-точь такой, какой был у Макара Семеновича
Донцова, только не голубой, а зеленый. Остановился на повороте. Молодой
человек, сидевший за рулем, высунулся в окошко и всматривался в номера домов.
Может быть, он тоже ищет дом, где делают тайные аборты? Может, свою подругу привез?
Хотя нет, на пассажирском сиденье раскинулся еще один парень. Шофер повернулся
к нему, болтают о чем-то.
Рита кивком указала Федору на «Москвич»:
– Ну надо же, на такой улице, кажется, должны только лошади
с телегами ездить, а тут автомоторы снуют!
– Да, – рассеянно кивнул Федор, – очень живенько. Ну, пошли?
Нам вон в тот домик.
Это был именно домик, а не дом – невысокий, в один этаж с
мансардой, ладный, затейливо украшенный резьбой.
– О, прямо пряничный домик! – восхитилась Рита. – Или нет,
теремок. Стоит в поле теремок-теремок, он не низок, не высок, не высок… Кто,
кто в теремочке живет, кто, кто в невысоком живет? Мне мама эту сказку
рассказывала, когда…
И осеклась, потому что поняла, что подумал Федор. Нетрудно
было догадаться, что он подумал то же самое, что и она: «Ты тоже могла бы
рассказывать эту сказку своему ребенку, но сейчас ты избавишься от него».
К черту все теремки на свете! И пряничные домики тоже, ведь,
по братьям Гримм, в пряничном домике жила злая ведьма, пожиравшая маленьких
детей.
– Ты со мной пойдешь? – сухо спросила Рита.
– Нет. Я с Валентиной уже пообщался. Кстати, возьми деньги.
Ее гонорар. Но сразу не отдавай, только потом, когда все закончится. Мы сговорились
за сто долларов, так что не соглашайся ни на цент больше.
– Сколько?! – переспросила Рита, с ужасом глядя на зеленую
бумажку с портретом длиннолицего джентльмена. – Сто долларов?!
Сколько доллар стоит в России по официальному курсу? Шесть,
что ли, рублей? Или это курс черного рынка? Ну и запросы у докторши!
Просто-таки европейские цены, только почему-то в долларах. А в газетах пишут,
русские презирают американцев… Как всегда, газеты врут. Впрочем, в газетах
пишут, что и французы презирают американцев, а между тем и во Франции доллар
предпочитают франку, замечательный певец Жан-Филипп Смет взял себе псевдоним
Джонни Холлидей, Клод Муан назвался Эдди Митчелом… Да Бог с ними, с франками,
Эдди и Джонни! on Dieu и Боже мой, как же дорого обходятся Ритины причуды
Федору!
– Я отдам тебе деньги, когда выберусь из всего этого, –
сказала она угрюмо.
– Ага, не забудь, – буркнул он так же угрюмо. – А то знаю я
вас, буржуев. Гонорар за лечение твоих ног я так и не получил.
Рита покосилась изумленно. У него было злое, несчастное,
ожесточенное лицо.
– Слушай… – заговорил он тихо и яростно. – Ну я тебя умоляю!
– Знаешь что, Федор, прекрати. – Она глянула исподлобья. –
Мы уже все обсуждали. Невозможно, понимаешь?! И не отговаривай меня больше, а
то подумаю, что тебе жалко ста долларов.
– Идиотка! – прорычал он. – Ну, иди, черт с тобой. Я приеду
через два часа. Здесь встану. Ясно?
– Ясно.
«Волга» отъехала с рычанием, какого Рита никогда не слышала.
Понятно: «Волга» тоже ее осуждает.
Рита взошла на крыльцо и обернулась. Из зеленого «Москвича»
выбрался молодой человек, открыл капот и исчез под ним по пояс. Да, говорят,
русские машины не слишком-то хороши. Уж на что ругают «Рено», «Пежо» и
«Ситроены», а «Москвичи» и «Волги», по слухам, еще хуже.
– Ну что? – спросила она сама себя. – Пошли, что ли?
И постучала в дверь – сначала робко, потом посмелей,
погромче, потом еще громче. И в то мгновение, когда она испугалась, почему
никто не открывает, не перепутал ли чего-нибудь Федор, дверь открылась.
– Ну что? – приподнимаясь, спросил молодой человек, копавшийся
в моторе «Москвича». – Вошла она?
– Вошла, – ответил парень, сидевший на месте пассажира и
смотревший на крыльцо теремка в зеркало заднего вида. – Что делаем?
– Пока сидим, курим, – сказал водитель. – Дай им там время
пообщаться, а главное, дело начать.
– Слушай, а это кто прется? – напрягся пассажир. – Его-то
какой черт сюда несет, алкаша несчастного?! Надо его остановить. Все дело
испортит!
