– Может быть, вы желаете увидеть тело? – осторожно спросил
он наконец.
– Не тело, а тельце… – пробормотала Рита. – Нет, я не хочу.
– Может быть, вам чего-нибудь принести? – сочувственно
пробормотал доктор.
– Метерлинка, «Синюю птицу».
Нина взглянула дикими глазами, но Лев Михайлович понимающе
кивнул.
И книги, и любые продукты, так же, как и хорошую косметику,
Рите привозили по первому слову. В самом деле, узилище ее было весьма
комфортабельно, а тюремщики очень предупредительны.
Книжка была точь-в-точь как у Павла: синяя, с кремовыми
плотными страницами, 1908 года издания, набранная по старой орфографии. Только
на титульном листве и на семнадцатой странице стояли круглые некрасивые штампы:
«Энская областная библиотека».
Рита перелистала томик.
« Тильтиль . А те двое, что держатся за руки и поминутно
целуются, – это брат и сестра?
Ребенок . Да нет! Они очень смешные… Это влюбленные.
Тильтиль . А что это значит?
Ребенок . Понятия не имею. Это старик Время дал им такое
шутливое прозвище. Они не могут наглядеться друг на друга, все целуются и
прощаются».
Нет, они ошиблись, эти влюбленные, которым казалось, что они
созданы друг для друга. Им казалось, что они двое во всем мире, а оказалось,
каждый из них прежде всего не мужчина и женщина, а две страны. Две враждующие
системы, как пишут в здешних газетах. То, что с ними произошло, было всего лишь
попыткой наладить мирное существование. Попытка провалилась.
Рита зашуршала страницами. Вот оно.
«Лазоревый Ребенок, протиснувшись, подбегает к Тильтилю .
Здравствуй, Тильтиль!..
Тильтиль . Вот тебе раз! Почем он знает, как меня зовут?
Ребенок, который только что подбежал, крепко целует Тильтиля
и Митиль.
Ребенок . Здравствуй! Да поцелуй же меня! И ты тоже, Митиль!
Ничего нет удивительного, что я знаю, как тебя зовут: ведь я твой будущий брат…
Тильтиль . А ты что, хочешь к нам прийти?
Ребенок . Ну конечно! На будущий год, в Вербное воскресенье…
Тильтиль . А потом что ты сделаешь?
Ребенок . Потом?.. Потом я от вас уйду.
Тильтиль . Стоило приходить!..
Ребенок . Разве это от нас зависит?..»
Рита попросила унести книгу.
Разве это от нас зависит?
От нее не зависело ничего. Она случайно, независимо от своей
воли, встретилась с Георгием. Если бы она чинно явилась в дом Аксаковых –
Русановых в образе зарубежной тетушки, все было бы иначе. Но вот одна нечаянная
встреча, потом другая… Все и пошло кувырком. Все попало во власть их
неудержимого влечения друг к другу, а потом – во власть чужой, недоброй воли.
Да почему – недоброй? Если оторваться от своих личных
переживаний и посмотреть на случившееся абстрактно, люди, которых Рита считает
своими мучителями, всего-навсего исполняют долг перед родиной. Перед Россией.
Им нет дела, что она – не настоящая Россия, уродливый гомункулус, вылупившийся
из большевистской пробирки осенью семнадцатого года. Они любят эту Россию, как
родную мать, не обращая внимания на ее безумие и уродство. Наверное, ребенок,
дочь, если бы она осталась жива, тоже любила бы ее, Риту, несмотря на все
безумия, которым она была подвержена, несмотря на ее ошибки и грехи, несмотря
на то, что мать родила ее от человека, к которому даже близко не должна была
подходить…
Потому, видать, и не родила!
За что она зла на Георгия? За то, что Родину свою он любил
больше, чем случайно встретившуюся на его пути женщину? Так и должно быть у
настоящего мужчины. И не их с Ритой любовь он принес в жертву Родине – только
кучку награбленного золота. Он вернул России то, что было отнято у нее каким-то
проходимцем. Он ведь так и сказал в то единственное их свидание, спустя месяц
после того, как ее привезли в этот санаторий, а может, в тюрьму.
…Нина вошла со своей сладчайшей улыбочкой:
– К вам молодой человек, Рита Дмитриевна. Сейчас позову.
Готовы?
Рита сразу поняла: он. Рука дернулась, чтобы взять зеркало,
но она удержала себя. Какой смысл? Она и так знает, что смотреть на нее сейчас
нельзя. Страшные отеки на лице! Все-таки далеко не каждой женщине удается
безболезненно перенести позднюю беременность. Рите вот не удается. То тошнило,
теперь почки не справляются с нагрузкой.
Георгий вошел – и не смог скрыть того, что потрясен ее
видом.
– Рита… Боже мой… Тебе так плохо? Мне говорили, что у тебя
лучшие врачи…
– А не говорили, когда меня отсюда выпустят? – зло
прищурилась она.
– Как же можно? – Он даже испугался. – Ты лежишь… Как это
называется? На сохранении беременности. Тебе нельзя много ходить, ты должна
постоянно находиться под наблюдением врачей. Вот родишь ребенка, и…
– И что? – Она насторожилась. – Что будет потом? Я смогу
уехать и увезти ребенка с собой?
Словно судорога прошла по лицу Георгия.
– Значит, ты решила уехать с ним… С ней… Но это будет,
наверное, сложно. На ребенка придется оформлять какие-то документы. И твой
паспорт переделывать.
– Ну, поскольку мне все равно придется оформлять новый
паспорт…
– Нет, – перебил он, – не придется. Товарищ генерал-майор…
то есть я хочу сказать, меня просили тебе передать, что твои документы нашлись.
Они поймали вора, Слезкина. Деньги, документы, билеты на самолет – все цело. Но
билеты пропали, конечно. Придется брать новые.
Она была так потрясена в ту минуту, что не сразу обратила
внимание на «генерал-майора». Поняла только одно: найден ее паспорт. Паспорт
французской гражданки Риты Ле Буа. Господи, ей показалось, что с нее свалились
веревки! Цепи! Кандалы! Пушечные ядра, которые приковывали к ногам каторжников
в Тулоне!
– Где он? Где мой паспорт? – Рита попыталась сесть, но не
смогла. Бессильно опустилась на подушки.
Георгий не догадывался помочь, а просить она не хотела. И
Нину звать, которая дежурила в коридоре, тоже не хотела.
– Где сейчас мой паспорт?
– В ОВИРе. В отделе виз и регистраций. Тебе продлевают визу.
Прежняя уже кончилась.
