– Значит, я не в мамочку, а в папочку, – буркнул Георгий.
– Ну, беда, коли так, – сухо ответила баба Саша. – Не
довелось познакомиться, о чем искренне сожалею…
Ах, не знала, не знала Александра Константиновна, что с
папочкой его она была знакома, виделась с ним, пусть и единожды, но все ж таки
виделась… Не знала, да и ну что ж, оно и к лучшему, ведь чего не знаешь, то не
болит!
– Беда, коли и он был такой же, – насмешливо продолжала она.
– С нетерпением сердца.
– Это как? – удивился Георгий.
– Это роман такой есть у Стефана Цвейга, – пояснила баба
Саша, которая, такое впечатление, читала все на свете книги. – «Ungeduld des
Herzens», «Нетерпение сердца». Про жалостливых людей.
– Вроде меня, что ли? – подозрительно спросил Георгий.
– Вот-вот, вроде тебя. Про таких, которые с жалости невесть
чего готовы наобещать, а как до дела дойдет… Нет, они, может, обещания и не
нарушат, да только счастья от того никому не будет, ни им, ни кому-то другому!
Да уж, кому бы могло быть счастье, если бы Георгий женился
на какой-нибудь малярке из рабочего общежития? Правда, и сами Аксаковы не
больно-то бояре и дворяне, вот разве что уж совсем во глубине веков, но все же
какая-никакая, а интеллигентная семья. На Георгия столько надежд возлагается, с
ума сойти! Поэтому лучше не истязать родных всякими неожиданностями вроде
мезальянса. А чтобы невзначай не залететь в неприятную ситуацию, Георгий больше
к девкам-маляркам не ходил. И в другие общаги, куда время от времени продолжали
зазывать его Валерка с Юркой, – тоже ни-ни, ни ногой. То, что у них с Заей
случилось, сказать правду, на него никакого впечатления не произвело. Так себе…
мимолетная приятность. Стоит ли ради нее влипать в разные нечистоплотные
истории? Нет, не стоит. Вообще физическое влечение – вещь не столь уж
изнурительная и вполне преодолимая. Спорт – отличный помощник. Пару лишних
километров сделаешь во время утренней пробежки по Откосу – и как рукой снимает
мысли о всяких глупостях. А тот, кто уверяет, будто без баб жить не может,
просто врет и выставляется, цену себе набивает. Ишь, Казановы энские… Дух
должен главенствовать над плотью! То, о чем пишут в стихах, – поэтическая
гипербола, метафора и все такое. А на самом деле…
Переживаемо, честное слово, все вполне переживаемо! И,
главное, сохраняешь уважение к себе и к женщине как к человеку. Ведь если
пользоваться ею как товаром, деньги за это платить, – значит, унижать,
оскорблять ее человеческое достоинство. А уж когда потребление женщины
поставлено на поток, так и вообще страшно! С подобным надо бороться. Каленым
железом выжигать.
Такой точки зрения (во всяком случае, на словах)
придерживались все активисты «Комсомольского прожектора», которые шли сейчас по
улицам Сормова. Путь они держали в один из неприметных проулочков, где
обосновался… самый настоящий публичный дом. По слухам, там все было как «у
Мопассана»: комнаты сдавались за деньги, девушки – тоже. Кто завел этот дом,
кто там, так сказать, служил – о том толковых сведений в «Комсомольском
прожекторе» не имелось. Однако, по тем же слухам, таким образом подрабатывали
не местные, сормовские девицы (этих здесь не держали, просты больно!), но
девушки из очень неплохих семей, с образованием, из них некоторые – студентки.
И даже якобы дочки весьма высокопоставленных родителей, из руководящих органов.
Чего ищут обкомовские кралечки – денег, или острых ощущений, или того и
другого, – сие тоже никому не было ведомо. Вообще тут все было туманно, ведь
сведения о публичном доме «Комсомольский прожектор» получил из анонимки.
Неизвестный доброжелатель (или недоброжелатель, уж как
посмотреть!) сообщал, что сормовской милиции о существовании «непотребного
заведения» давно известно, но поскольку его услугами пользуются отнюдь не
рабочие «Красного Сормова», а приезжают зажиточные товарищи из Верхней части
города (которая всегда считалась более привилегированным местом по сравнению с
Заречной частью, тем паче – с рабочим Сормовом!), то начальник райотдела хорошо
получает на лапу, вот и молчит в тряпку. Возможно, ментам тоже перепадает от
любезных красоток, а возможно, их роль чисто охранная. Поэтому гражданам,
возмущенным творимым непотребством, нет смысла обращаться к милиции. Уничтожить
сие позорное заведение можно только одним способом: выставить его на публичное
осмеяние. Вытащить его, так сказать, за ушко – да на солнышко! А кто может это
сделать лучше, чем «Комсомольский прожектор», который борется со всякими
недостатками в быту…
«Комсомольский прожектор» был не только университетской
студенческой многотиражкой, известной в городе. Так же называлась инициативная
группа старшекурсников почти со всех факультетов, которые поставили себе
задачу: избавить молодежные организации от демагогии, ничегонеделания,
болтологии, придать новый, действенный смысл их существованию. Прежде всего они
намеревались изменить комсомол.
– Что такое на сейчас комсомол? – вещал Николай Лесной с
радиофака (факультет считался самым прогрессивным в Энском универе). – В наше
время – организация, забывшая боевые традиции прошлого, скованная инфантилизмом
по рукам и ногам, безынициативная, бездеятельная. Лозунг «Партия сказала –
надо, комсомол ответил – есть!» звучит, конечно, классно, но мы выглядим в этой
ситуации просто как управляемые роботы. А мы молоды, сильны, в конце концов,
именно нам в скором времени придется отвечать за судьбу страны. И за что же мы
сможем отвечать, если приучимся работать только под диктовку, мыслить чужими
мыслями, говорить чужими словами, совершать чужие поступки?
– Ага, роботы решили бунтовать? – хмыкнул Валерка
Крамаренко. – Опасная штука. Поопасней, чем у Чапека!
– А кто такой Чапек? – спросил простодушный великан Егор
Малышев с физвоса. – Он с какого факультета?
– Сила есть, ума не надо, – засмеялся Валерий. – Эх ты, дитя
природы! Карел Чапек, чешский писатель, в двадцать первом году придумал
роботов.
– Да ты что? – изумился Егор. – А я думал, их наши ученые
придумали… Мы же первыми послали корабли в космос, значит, и роботов мы
придумали. Ты чего-то напутал, Валерка!
Валерка возвел очи горе?.
– Ну точно, дитя природы… – вздохнул он тихо.
Но Егор услышал и покраснел. И в который раз ругнул себя за
то, что ляпнул, не подумавши. Нет, ну правда, что он со своим физвосом вечно
суется в споры гуманитариев или физиков?
– Между прочим, – ехидно сказал Георгий, – насчет Чапека как
первоизобретателя роботов – вопрос спорный. Ты слышал про Голема, глиняного
человека, которого оживлял бумажный свиток, исписанный каббалистическими
заклинаниями и положенный ему в голову?
– Но это же совсем не то! – воскликнул Валерий.
