– Именно. Лучше обойдем, а то наверняка на набережной мсье в
сером топчутся…
– Да вы настоящий конспиратор, – пробормотал Георгий.
– Конечно, – кивнула Рита. – У меня хорошая школа. Я ведь
была в R?sistance, в Сопротивлении. Знаете, сколько народу у нас гибло только
из-за того, что где-то кто-то оказался неосторожен, положился на «авось»? Была
такая девушка, русская, Вики Оболенская… Она и вся ее группа погибли из-за
пренебрежения к правилам конспирации. Ну и другие – Анатолий Левицкий, Борис
Вильде. Да еще много народу! Мой… – Она осеклась, потом продолжила: – Кстати,
именно там, в R?sistance, я и познакомилась с Федором Лавровым. Французы
называли его Тео. Он скрывался после бегства из лагеря в одном госпитале, и
именно он лечил мои перебитые коленки.
– Как перебитые? Кем? – глупо спросил Георгий.
– Пулями, – тихо ответила Рита. – Мое счастье, что тот бош
повел автоматом понизу и прострелил мне только ноги. А попади он повыше – и не
шла бы я сейчас с вами. Хотя, если честно, тогда я не верила, что вообще смогу
ходить. Никто не верил. Если бы не Федор… Поэтому я была просто счастлива,
когда именно мне поручили поехать в Россию от нашего Совета бывших участников
движения R?sistance и вручить Тео награду. Очень трудно было получить
разрешение, оформить визу… Особенно мне.
– Почему?
– Потому что я русская, у меня русские корни, потому что в
России… – Она осеклась. – Ладно, об этом потом. Лучше вот что скажите: вы уже
написали статью о похоронах того доктора?
– Да, – уныло сказал Георгий, – написал.
– И когда она будет напечатана?
– Ни-ког-да, – пробормотал Георгий, у которого мгновенно
запершило в горле от обиды на жизнь. – Она не будет напечатана никогда. То, что
выйдет в «Энском рабочем» завтра под названием «Жизнь, отданная людям», –
совсем не та статья, которую я сдал завотделом. Но фамилия там будет моя –
Аксаков. Я хотел псевдоним поставить – Русанов, это в честь деда моего, он
журналист был… А потом решил: чего ж я его фамилию буду враньем оскорблять? Он
же не виноват, что… что у нас все… как-то так…
Рита мягко провела по его рукаву пальцем.
– Да, – вздохнула она. – Федор меня предупреждал, что вряд
ли вам разрешат рассказать правду. Я понимаю. Свобода слова, к сожалению, не
принадлежит к числу завоеваний социализма.
Георгий запнулся. Все-таки они, приезжие из тлетворного
буржуазного мира, просто не могут удержаться, чтобы не вести свою пропаганду и
агитацию! Даже если у них русские корни, даже если они некогда сражались плечом
к плечу с нашими солдатами против общего врага – фашизма, они не могут иначе.
Конечно, бытие определяет сознание!
– Впрочем, не будем об этом, – торопливо сказала Рита,
видимо, уловив его настроение. – Я просто хотела спросить: вы, когда пишете
свои статьи, кому-нибудь их показываете? Не боссу, а кому-нибудь из друзей или
родных?
– Я бабуле показываю, – не без смущения признался Георгий. –
Она очень любит читать. Она восемь лет была… – Нет, об этом тоже лучше не надо.
И он быстро поправился, надеясь, что Рита не заметит обмолвки: – Она долго
болела, не могла читать и теперь никак не может начитаться. Наверстывает
упущенное!
– Как ее зовут?
– Баба Саша, то есть Александра Константиновна Аксакова.
– Александра… – тихо повторила Рита, словно секрет какой-то
шепнула. – Саша… А когда она была маленькая, ее, наверное, звали Сашенька, да?
– Ну да, а как же еще? – пожал плечами Георгий. – Бабушку в
молодости звали Сашенькой, а ее младшего брата – Шуркой.
Рита усмехнулась:
– А как зовут вашу маму?
– Ольга Дмитриевна.
– Ольга Дмитриевна… – повторила Рита с той же затаенной
интонацией.
«Зачем она спрашивает? – подумал Георгий. – Просто из
вежливости, чтобы было о чем поговорить? На самом деле, может быть, ей это
совсем неинтересно. А я-то что иду да мычу покорно, как теленок? Надо
воспользоваться случаем и узнать о ней как можно больше!»
Но что спросить? Замужем ли она? Честно говоря, его
интересовало только это. Ну и еще – сколько ей лет.
Тут Рита вновь заговорила:
– И что сказала Александра Константиновна о вашей статье?
– Сказала, что ее зарежут, – пожал плечами Георгий.
– Что? – испугалась Рита. – За что ее зарежут? Кто?
– Ну, вы не поняли! – расхохотался Георгий. – Не бабушку
зарежут, а статью. Значит, сократят. А в тридцать седьмом меня за нее к стенке
бы поставили, по бабушкиному мнению. А вы говорите, у нас нет свободы слова! Ну
а вообще бабушка сказала, что материал хороший, жаль, что мало известно об
Олеге Вознесенском, о его близких, откуда он родом…
– Она была с ним знакома?
– Нет. Но бабуля у меня, так сказать, немножко со
странностями… У нее какой-то особенный интерес к этой фамилии. Как услышит –
Вознесенский, так сразу встрепенется. А почему – не знаю. Она не говорит.
Рита покосилась на него, но промолчала.
– Она только Андрея Вознесенского не любит, – продолжал
Георгий. – Слышали, может быть? Очень модный сейчас поэт.
– Я даже пробовала его как-то читать, только напрасно.
По-моему, у него есть только одна приличная строка: «В дни неслыханно болевые
быть без сердца – мечта». А все остальное меня как-то… не трогает. Слова,
слова, слова, как говорил Гамлет. Я Бальмонта люблю! Теперь его никто не знает,
а я его люблю. И еще Георгия Адамовича, особенно одно стихотворение…
– Бабушка тоже Бальмонта любит, – перебил Георгий,
обрадовавшись, что хоть это имя знает. Ни о каком Георгии Адамовиче он в жизни
не слышал. Нужно было как можно быстрее увести разговор от собственного
невежества. – Бальмонта и Маяковского. Представляете, какое сочетание? Цикл
стихов о Париже Маяковского – очень любит: «Париж бежит, провожая меня, во всей
невозможной красе…»
– Как странно! – прошептала Рита. – Как странно, что именно
о Париже!
– Баба Саша всю жизнь мечтала туда съездить, так что ничего
странного. Она говорила, что в Париже жила ее мать.
– Да что вы говорите?
