– Если я молчала о нашем родстве, то лишь потому, что никому
не хотела причинять лишней боли. – «Прежде всего тебе, глупый, горячий
мальчик!» – бросила она коронный взгляд на диван. – Я думала, вам, Александра
Константиновна, тяжело будет услышать эту историю… Дело в том, что Дмитрий
Аксаков не погиб. Он успел уйти на английском пароходе из Одессы и добрался до
Парижа. Он бедствовал, докатился до вовсе уж отчаянного положения и решил
застрелиться. Снял номер в гостинице, написал предсмертное письмо… оно было
адресовано вам, Александра Константиновна… – и поднес револьвер к виску. И в ту
минуту дверь распахнулась – вошла Татьяна Шатилова. Она с матерью жила в
соседнем номере и просто ошиблась дверью. Она узнала Дмитрия. И спасла его.
Больше они не расставались. Понимаете, Дмитрий в то время ни за что не хотел
возвращаться в Россию, кроме того, он не был уверен, что его семья жива… Он
зачеркнул память о прошлом и женился на Татьяне. Они были очень счастливы.
Родилась я. Конечно, я ничего не знала о том, что у него имелась другая семья,
в России. Мне рассказала об этом бабуля Ле Буа – я так называла Эвелину – уже
после войны. Сначала она была против брака Дмитрия и Татьяны, потому что
Дмитрий был мужем ее Сашеньки. – Рита виновато улыбнулась Александре
Константиновне, и та смятенно улыбнулась в ответ. – Потом…
Рита замялась, не зная, как говорить об играх Дмитрия,
связанных с «Обществом возвращения на родину». И решила: никак! Не будет
говорить, и все. Если Монахин осведомлен и об этом, пусть сам расставляет точки
над «i». Она не станет.
– Потом, – с усилием заговорила Рита, – в 1940 году,
началась война. Отец тогда находился в Бургундии – Ле Буа пригласили его
погостить в их доме, в Муляне. Когда во Францию вторглись гитлеровцы, он начал
пробираться в Париж, но по пути примкнул к отступающей французской части. С
боями они дошли до городка Шабри на реке Шэр. Здесь небольшой отряд дал бошам,
то есть немцам, настоящее сражение, задержал их продвижение к Парижу. А потом,
прикрывая отход своих товарищей по оружию, мой отец погиб. Мы узнали обо всем
из письма одного человека… он русский, его фамилия Краснопольский. Между
прочим, он вернулся в Россию и живет сейчас в Ульяновске. Если хотите, я могу
вам дать его адрес.
Рита не сказала, что Краснопольский и его жена мечтают об
одном: уехать из Советского Союза и вернуться во Францию, которую так
безрассудно покинули. Можно ли их за это винить? Слишком уж зверски оскалилась
им навстречу родина-мать-и-мачеха!
– Мама вышла замуж за Алекса Ле Буа, который ее давно любил,
– продолжила Рита выдавать несколько отредактированный вариант жизни семьи
Аксаковых – Ле Буа. – Бабуля Ле Буа ужасно не любила ее сначала, пыхтела не
переставая, ну а потом смирилась. Теперь они добрые подруги, ну а мы с вашей
мамой, – она взглянула на Александру, – подружились очень быстро. Она была
страшная авантюристка… – Рита снова запнулась, вспомнив, в какую авантюру
втравила ее однажды бабуля Ле Буа, но рассказывать о ней сейчас здесь было
совершенно неуместно. – В 1941 году она стала инвалидом и с тех пор
передвигается только в коляске. Я была в войну в R?sistance, в Сопротивлении, в
партизанском отряде, домой вернулась только в сорок четвертом. Закончила учебу
в лицее, поступила в Сорбонну, потом стала работать в газете. Я тоже хотела
уехать в Россию вместе с Федором Лавровым, с Краснопольскими, Кореневыми, с
другими русскими друзьями, но это убило бы мою мать: для нее не существовало
другой России, кроме той, которая погибла, новой России она смертельно боялась,
– и я осталась во Франции. Но меня всегда тянуло сюда, я хотела увидеть Волгу,
Энск… Ну вот, как только появилась возможность, я приехала.
– Понятно, – проговорил Монахин. – Значит, вы скрывали все
только потому, что не хотели оскорбить чувства Александры Константиновны и
Ольги. Или была еще какая-то причина?
Риту бросило в жар.
Что он знает? Знает ли что-нибудь? Возможно ли, что какой-то
«человек в сером костюме» видел их с Георгием в ту ночь?
on Dieu и Боже мой! Да вовсе не думала она о чувствах
Александры Константиновны, а беспокоилась только о чувствах Георгия! И, судя по
выражению его лица, не зря. Такого ужаса, какой отражен сейчас в его глазах,
Рита давно не видела. Ну да, она ведь его тетушка! А он ее племянник. По его
мнению, они вступили в грех кровосмешения. Между прочим, протестантская церковь
весьма снисходительно смотрит как на браки кузенов, так и на (очень редкие,
надо сказать) браки дядей и теток с племянницами и племянниками. Они не
считаются кровосмесительной связью в цивилизованном мире, но для чопорных
русских (и не менее чопорных католиков) любое родство до четвертого колена –
инцест. А они с Георгием кто друг другу? Татьяна и Саша – двоюродные сестры,
значит, Рита с Ольгой – троюродные. То есть Георгий ей четвероюродный
племянник, если считаться родством Русановых и Понизовских. С этой стороны все
более или менее гладко. А вот что касается родства по ее отцу, по Дмитрию
Аксакову, то тут дело хуже: они с Георгием – родные тетка и племянник. И еще
между ними – безумная разница в возрасте…
Он смотрит на нее, как на врага. А Рита и предупреждала, что
он станет врагом и ей, и себе! Как, наверное, он проклинает сейчас тот день,
когда увидел ее. А уж как проклинает ту минуту, когда ее возжелал… И ее проклинает
– за то, что уступила.
Но что она могла поделать? Она ведь сопротивлялась, только
что криком не кричала. А надо было кричать! Да, кричать, чтобы прибежала
дежурная отеля, чтобы вызвала милицию… Она пощадила Георгия. Она щадила его до
последней минуты! Она врет из-за него, постоянно врет, врет больше, чем
привыкла, чем хотелось бы. А он…
Георгий вдруг вскочил и, пробормотав что-то неразборчивое,
вылетел из комнаты. Хлопнула дверь в прихожей.
– Что такое? – в один голос воскликнули Ольга и Александра
Константиновна.
– А говорят, у меня плохие манеры… – пробормотала Вера, ни к
кому особенно не обращаясь.
– Наверное, мальчик вспомнил про какое-нибудь комсомольское
собрание. Вот и сорвался, – великодушно сказал Николай Тихонович, и Рита,
поглядев в его глаза, подумала, что он, пожалуй, и в самом деле знает и
понимает куда больше, чем она думает. Но ей нечего его опасаться, что бы он ни
знал и ни понимал, Монахин будет молчать. Ради Ольги, которую он любит. Ради
чужого сына, которого он тоже любит…
А все-таки, подумала Рита, чей сын на самом деле Георгий? О
каком военном говорил тот инвалид, певший про кардинала и римского папу?
Господи, кругом какие-то тайны, какие-то опасные тайны! Не зря говорят
англичане: в каждом шкафу есть свой скелет…
