Анатолий Жеребков понимал, что, если он захочет задержать
худощавого юнца, без патруля или полисье ему не обойтись. А так хотелось самому
сцапать его… Парень был похож на электрика, который работал на складе ВМФ, где
недавно случился грандиозный пожар – замкнуло электропроводку. Сгорел целый
этаж, битком забитый тюками с одеждой и капком, да еще черт знает сколько добра
загубили своими помпами пожарные. Всякое, как говорится, бывает, электричество
– штука совершенно непредсказуемая, однако боши – существа тоже непредсказуемые.
Разбираться они не стали, взяли да и повыгоняли всех, кто работал в бригаде
электриков на том складе. Среди выгнанных был и младший брат Анатолия. У
Анатолия имелись хорошие связи, работу он брату найдет, но потерянную жаль.
Склад ВМФ был очень хлебной кормушкой для тех, кто умел к ней подступиться. А
брат Анатолия – умел. Делая вид, будто проверяет электропроводку, он
безнаказанно шарил в тюках и выносил то шинель, то галифе, то сапоги, то
китель, то солдатское или офицерское, а иногда и постельное белье. Даже хорошие
шерстяные одеяла удавалось украсть! Потом добро несли на пюс и получали за него
очень хорошие деньги. Теперь кормушка, из которой понемногу, зато регулярно,
клевали братья Жеребковы, захлопнулась.
Жеребков-младший, заливая вместе с товарищами по несчастью
горе в ближнем к складу бистро, случайно услышал кое-что… пару словечек… и
сделал вывод, что замкнуло проводку не само собой, к пожару приложил руку один
из электриков, Антон Валуев. И когда уволенные электрики пришли за расчетом
(напрасно, кстати, боши выгнали их без выходного пособия), Жеребков-младший
показал брату того парня, о котором говорили в бистро.
Анатолий смотрел на худого, высокого юношу с тонким лицом и
вспоминал, где мог его видеть, лицо показалось ему закомым. Вспомнил! На
Монтергёй! Ходили слухи, что там, в переулках, находятся конспиративная
квартира R?sistance и маленькая подпольная типография, где печатают воззвания,
оскорбляющие оккупационный режим. После появления каждого из таких воззваний
Руди фон Меер устраивал своим подчиненным настоящее «избиение младенцев»,
требовал найти явочные квартиры резистантов или грозил отправить всех своих
молодчиков в лагеря для жидов. Жеребков и еще несколько человек из команды фон
Меера беспрестанно шныряли по Монтергёй, высматривая, выслеживая и вынюхивая
все, что можно. Во время своих блужданий Анатолий и приметил этого парня. Он
шел с девчонкой. Одной из самых красивых девчонок! И парочка болтала по-русски.
О чем – Жеребков не слушал, любовался девушкой. Потом парень свернул в какой-то
переулок, а девушка остановилась у лотка с пластинками, выбрала одну. Жеребков
заметил: какое-то старое танго. Фу, ну и тоска! То ли дело чарльстон, который
Анатолий любил и танцевал получше иных профессиональных танцоров, но ради этой
малышки он начал бы танцевать и скучное танго…
Анатолий умудрился подойти совсем близко к девушке, делая
вид, будто читает газету. Только он собирался заговорить с ней, как красотка
забрала свою пластинку (чуть не забыв заплатить за нее, вот смех!) и свернула с
Монтергёй в переулок. Анатолий мигом потерял ее из виду. Но исчезла она именно
в том проулке, куда ушел тощий парень!
«Может, они любовники, которые встречаются украдкой в
какой-нибудь мансарде?» – завистливо подумал он.
Ничего другого в ту минуту не пришло ему в голову, однако
потом, когда брат показал Антона Валуева, из-за которого, возможно, случился
пожар на складе, у Жеребкова мелькнуло подозрение. С тех пор он околачивался
вблизи того переулка. Красотка больше не появлялась, зато Антон однажды там
мелькнул. На сей раз Жеребков приметил дом, из которого он вышел, даже номер
для верности записал в блокноте, а потом двинулся следом за Антоном долгой
дорогой через рю Реомюр и рю Монмартр, через Осман и Лепелетье, размышляя, куда
же парень направляется.
Что-то подсказывало Жеребкову, что усилия его будут нынче
вознаграждены, он сведет счеты с тем, из-за кого они с братом лишились дармовых
денег. А может быть, если повезет, заодно накроет банду резистантов и
выслужится перед Руди фон Меером.
И все-таки не позвать ли на помощь полицию, чтобы не
рисковать и не упустить добычу?
1965 год
Аэропорт в городе Х. оказался двухэтажным чопорным зданием,
обсаженным высокими красивыми елями, которое отчего-то напомнило Рите
крематорий. Рядом затевалось новое строительство – сосед по самолету обмолвился,
что здесь будет новый аэровокзал.
– Вот приедете к нам через год или два – увидите самый
большой аэровокзал на Дальнем Востоке! – хвастливо сказал он.
Рита сделала вежливую улыбку – она отвратительно чувствовала
себя после девятичасового сидения в скрюченном состоянии. Знаменитый «Ту-104»
произвел на нее тяжелое впечатление своей теснотой. До этого ей приходилось
летать только на «Боингах» и «Конкордах» – те были не в пример просторней. А
«Ту» очень напоминал знаменитые «хрущевки», в которых, как Риту успел
просветить советский фольклор, совместили туалет с ванной, но забыли соединить
потолок с полом. И за это следовало благодарить партию и правительство. А еще
вернее «Ту-104» напоминал коллективный гроб… Недаром Федор заметно волновался,
провожая ее. Надо будет дать ему телеграмму: прилетела, мол, хорошо, все
отлично, самочувствие превосходное…
Как бы не так!
Единственное, что понравилось Рите во время полета, это вид
из иллюминатора. Когда вылетели из Москвы, был уже вечер, но вскоре небеса
осветились солнцем. Ну и земля – тоже. Россия оказалас ь такая огромная, такая
роскошная, зеленая! Рита не могла оторваться от окна, хотя ее немного мутило.
На обед и завтрак подали черную икру – в каком-то лукулловом изобилии! – с
лимоном. Она помогла преодолеть приступы тошноты. Нелишними оказались также
конфетки под названием «Взлетные», которые стюардессы (все красавицы, как на
подбор!) разносили на подносах. Конфетки были насыпаны щедрыми грудами, и можно
было взять сколько хочешь, хоть целую горсть. Рита надела на себя
безразлично-наглую маску и хватанула, сколько могла сгрести пальцами. Плевать,
что о ней подумает красотка-стюардесса! Если у человека желудок норовит
подкатить к горлу, разве ему до приличий?
Наконец мучительный полет (правда, все же удалось пару часов
поспать) кончился. Рита с затуманенной головой шла по полю, пытаясь вникнуть в
пояснения своего соседа о разнице в часовых поясах. Время в Х. на семь часов
отличалось от московского и на девять часов – от парижского. Если сейчас здесь
одиннадцать утра, значит, в Москве шесть вечера? Ах нет, надо отнимать семь
часов, а не прибавлять, солнце-то идет с востока на запад. В Москве еще пять, в
Париже – три утра. Там еще вчера, а здесь – уже сегодня!
Почему-то полегчало на душе от мысли, что Георгий остался во
вчерашнем дне. В прошлом. Вот и пусть там остается!
