Я испугался и растерялся. Надо дать знать в полицию, была
первая мысль. Но полиции уже не было, власть в городе вершила советская военная
комендатура. Мне очень не хотелось туда идти: блуждали слухи, будто красные
хватают мужчин призывного возраста и немедленно отправляют в Россию, служить в
армии. Я, конечно, хотел вернуться в Россию, но к службе в армии не испытывал
никакой тяги. Мы решили, что наутро тетка Светланы сходит в комендатуру сама,
и, если что-то станет известно, она немедля даст мне знать или по телефону, или
пошлет соседского мальчишку с запиской ко мне на службу: я заведовал
Сунгарийской биостанцией.
Вернулся домой и рассказал матери, что Светлана пропала.
Ее глаза сверкнули:
– Пропала? Никуда не денется. Вернется завтра же, помяни мое
слово. Ни один мужчина долго не потерпит рядом с собой эту унылую простушку.
Я от изумления потерял дар речи.
– Да-да, – сказала мать, глядя на меня насмешливо. –
Наверняка она у какого-нибудь любовника, который охотно забавляется с ней, но
слишком хитер, чтобы сделать ей предложение. Ничего, для этого есть мой
простак-сын…
Я знал о болезненной ревности, которую мать всегда
испытывала ко всем моим подругам. Она ревновала меня даже к моей китайской
няне, добрейшему существу по имени Сяо Лю. Самые счастливые воспоминания моего
детства связаны с ней: ведь было время, когда я просто не существовал для моей
матери. Потом она образумилась, и именно тогда ревность к Сяо Лю стала
разъедать ей жизнь. Мать была просто счастлива, когда к Сяо Лю посватался богатый
китаец и увез ее… в Америку, где у него был ресторан. Какое-то время я
принадлежал матери безраздельно, но потом у меня стали появляться женщины, и
она снова начала ревновать. Я относился к этому как к болезни, но намеки в
адрес Светланы ранили меня. Наверное, я уже чувствовал, что она в беде.
Из последних сил сдержавшись, я ушел в свою комнату, с
трудом дождался утра. Я не поехал на службу, а вернулся к дому Светланы – меня
словно бы гнало что-то!
И вот, еще не дойдя до него, я издали увидел знакомую
фигуру. Светлана! Она еле шла, качаясь из стороны в сторону, шла пьяной,
заплетающейся походкой, хватаясь за стены. Она не смотрела по сторонам, слишком
озабоченная тем, чтобы удержать равновесие. Как она поднималась на крыльцо!
Кто-нибудь со стороны мог бы посмеяться над ней, я же схватился за сердце,
увидев, как моя невеста карабкается по ступенькам, словно подгулявший матрос.
У меня не было сил подойти. Повернулся – и бросился прочь.
Пришел на службу сам не свой, ничуть не удивившись тому, что посланный от
Светланиной тетки ко мне не явился и звонка телефонного не было. Небось
застыдилась за племянницу.
Не стану перечислять всех эпитетов, которыми я награждал
Светлану. Больнее всего было мне признать, что мать оказалась права: я просто
жалкий простак, которого так лихо обвели вокруг пальца. Еще немного – и я
женился бы на ней, получив в жены распутницу!
Шло время, миновал месяц. От Светланы не было ни слуху ни
духу. Это уязвляло меня. Мне хотелось, чтобы она просила прощения, чтобы
умоляла. Ничего! Ни звонка, ни письма! И вдруг как-то вечером в мое окно
постучали. Я высунулся. Мальчишка-китаец на ломаном русском языке сообщил, что
«русская мадама» ждет меня на углу.
«Не пойду!» – решил я, сразу поняв, кто меня зовет. Но,
конечно, пошел.
Это была Светлана! Такая бледная при неверном лунном свете,
такая исхудавшая! Сердце мое сжалось, но я не подал виду, что мне больно, что я
тоскую по ней, что не могу победить своей любви.
– Ничего не говори, – с трудом промолвила она. – Прошу тебя!
Не спрашивай ни о чем. Все равно я ничего не смогу тебе объяснить, да и сил
моих на то нет. Знаю, ты решил расстаться со мной – так и должно быть. Я и сама
хотела тебе предложить… мы больше не можем быть вместе… – Она вдруг стала
задыхаться, но справилась с собой. – Просто поверь тому, что я скажу сейчас.
Прими, как совет друга.
– Друга? – сардонически воскликнул я и умолк. Ее наглость
поразила меня до такой степени, что я даже упреков не мог найти. Она, видите
ли, не в силах объяснить! Она даже прощения не просит!
– Послезавтра в бывшем «Ямато-отеле» на Вокзальном проспекте
должен состояться прием. Его устраивает советский военный комендант для
именитых граждан города. Скажи, ты уже получил приглашение на него?
– Да, – холодно промолвил я. – Приглашение на два лица. Я
пойду с…
Я, чтобы уязвить ее, хотел солгать, назвать имя одной из
моих прежних любовниц, которую бросил ради Светланы, но не успел.
– Не ходи! – перебила она. – Ты не должен туда идти. Умоляю,
предупреди тех своих друзей, кого сможешь. Не ходите на прием! Вы должны
покинуть Харбин, уехать тайно. У Чжена, вашего домохозяина, есть какая-то родня
в деревне – поезжай туда. Красные пока не трогают никого в деревнях. Им нужны
только именитые русские, живущие в городе.
– Что ты несешь? – спросил я холодно.
– Поверь, поверь! – Светлана моляще сложила руки на груди. –
Ты не знаешь всей бездны коварства этих людей. Ты не знаешь, а я знаю!
– Что нам может грозить на банкете? – пожал я плечами.
– Точно не знаю. – Светлана понурилась. – Но сердце говорит
мне, что здесь кроется какая-то западня, ловушка. Ты не должен ходить туда.
Умоляю! Ну хочешь, я встану перед тобой на колени? Тогда ты поверишь?
И она в самом деле рухнула передо мной в желтую харбинскую
пыль. Рухнула на колени! В ее глазах стояли слезы. Именно в такой позе я мечтал
увидеть ее – молящей о прощении. Но она пришла молить меня спасти мою
собственную жизнь… Я ничего не понимал, не верил ее словам, но у меня сердце
чуть не выскочило из груди. Я любил ее! И ничего не мог с собой поделать!
Поднял ее, прижал к себе. Она вырвалась из моих объятий.
– Не трогай! Ты не должен касаться меня. – И вдруг зарыдала:
– Я ни в чем не виновата! Ни в чем! Я не могу ничего рассказать, но ты должен
спасаться!
– Ладно, прощай, – сказал я, – пойди поищи другого дурака,
который поверит тебе.
– Постой! – Она уцепилась за меня. У нее были ледяные,
трясущиеся руки. – Нет, я все-таки расскажу тебе, где пропадала три дня и
почему не появлялась у тебя, почему говорю, что между нами все кончено.
– Слуга покорный! – усмехнулся я. – Выслушивать о постельных
радостях, которые ты испытала в объятиях другого? Увольте…
– О радостях? – Голос ее был еле слышен. – Какие радости
может испытывать девушка, которую насилуют двое, трое, несколько мужчин?
