– Милая тани, думаю, нам надо обсудить одно положение.
Поднятые брови, широко распахнутые глаза, чуть поджатые губы. Ощущаю легкое касание ее страха, тани не знает, чего от меня ждать.
– Я все еще рассчитываю, что Скоальт-Ярд разузнает, кто вы и откуда. Однако пока они ищут, мне надо как-то вас называть. Какое имя вы хотели бы взять на время?
Она повела плечами, как мне показалось, смущенно. Вот это действительно странно, почему мне так трудно чувствовать ее эмоции?
– Мне ничего не приходит в голову, мой тан…
– Если вас устраивает эта вынужденная анонимность, я ни в коей мере не против, главное, чтобы вам было комфортнее и…
– Нет-нет, это весьма удачная мысль… И я обязательно придумаю…
– Если хотите, я предоставлю вам сборник женских имен, право, не думал, что эта книга когда-нибудь пригодится…
– Огромное спасибо, мой тан…
Не помню, когда в последний раз возникало такое неловкое молчание во время беседы с дамой. В юности я не пользовался особым вниманием, уничижительным, разве что, а потому всегда знал, как наиболее резко и остроумно осадить любую тани, решившую подшутить надо мной, и никаких неловких пауз у меня никогда не случалось.
– Сегодня Луи приготовил филе осетра, хозяин.
Себастина внесла по огромному подносу в каждой руке, без натуги и дрожи. В тени безупречной горничной съежилась бедная Мелинда с одним подносом, приборы на котором подпрыгивали, как блохи на сковороде. Обед продолжился. От очередного приступа неловкого молчания спасла Себастина:
– Хозяин, к вам посетитель.
– В кабинет.
– Думаю, целесообразнее будет вам переговорить с посетителем на пороге. И после обеда.
– Сейчас. Простите, тани, но дела не оставляют меня.
– Я понимаю, тан л’Мориа, прошу, только пусть мое присутствие не помешает вам.
Я покинул обеденный зал.
Себастина действительно не пустила гостя дальше порога. Я ей таких распоряжений не давал, но моя горничная очень ревностно относилась к чистоте в доме, а чистота это в первую очередь не отсутствие пыли и грязи, а придирчивый отбор личностей, допускаемых в дом. Юный оборванец, пропахший подворотней, чистоты в доме точно не прибавит, рассудила моя горничная.
– Чем могу помочь, юноша?
Паренек сорвал с нечесаной головы помятый котелок не по размеру, принялся мять в руках, стараясь избегать прямого зрительного контакта глаза в глаза.
– П-простите, благородный тан, что смею отвлекать вас, но не вы ли тан Бриан л’Мориа?
– Так меня зовут. Чем могу?
– Это не вы, то есть я, то есть… Помочь вам…
– Короче и по делу.
– Прошел слух, что вы ищете драгоценности, – выпалил он.
– И ты знаешь, где они?
– Я слышал описание украшений, старик Йози читал вслух, сам я не…
– Не отвлекайтесь, юноша, что вы видели?
– Пару подвесок, мой тан, белое золото, бриллианты по четыре карата и…
Однако читать не умеет, а стоимость ювелирных украшений на глаз определить может. Улица.
– Где?
– В ломбарде Брукхаймера, он… Он самашиит, д-держит ломбард на Указательном пальце…
Указательный палец, как же, знаю, одна из пяти улиц, сходящихся на площади Пяти пальцев, самое сердце Черни.
– Себастина, пусть подадут чего-нибудь согревающего молодому человеку и чего-нибудь посытнее, пока я буду одеваться! Найди экипаж, мы едем в Чернь.
– Слушаюсь, хозяин.
Хоть в чем-то господа из Скоальт-Ярда преуспевают! Например, они могут быстро распространить ориентировки.
Карета катится по мосту через Эстру. На той стороне остался Олдорн, а мы въезжаем в Клоповник. Серо и грязно, каменные дома в два-три этажа, целый лабиринт из переулков и улочек. Район пересекает с запада на восток железная дорога, построенная хинопсами десятилетия назад и с тех пор неоднократно обновлявшаяся. Говорят, когда они представили Императору чертежи и объяснили концепцию, он сказал, что они там у себя совершенно с ума сошли и не бывать такому никогда. Но вот они, рельсы, по которым регулярно ходят огромные страшные звери, источающие пар и дым, – локусы.
– Кто едет? – крикнул я кучеру, когда карета остановилась перед опущенным шлагбаумом, а гул приближающегося механизма усилился так, что невольно сжалось сердце.
– «Свистящий Том», мой тан!
Я улыбнулся – «Свистящий Том», старый знакомый! Первый большой локус, отбывший со станции КГМ и бесплатно везший первых пассажиров в Лужебург. До него по рельсам сновали маленькие и слабосильные механизмы, в которых не было душ. Тогда хинопсы еще не создали способ приживления души и строили безжизненные машины. Я был там в тот день и помню, какие чувства испытывал. Душа локуса громогласно взбрыкивала и ревела внутри стального брюха, она рвалась вперед, рвалась на восток, объявляя всему миру о том, что «Свистящий Том» отныне ходит по рельсам! Тогда казалось, что мир больше никогда не станет прежним. Даже я это понимал, хотя и был еще ребенком. Мир действительно преобразился, вступил в новую эпоху. Эпоху пара и угля, где народы двигаются вперед вместе с прогрессом. Прогресс принес нам облака черного дыма над Старкраром, пепельный снег, новые боевые машины на небе и воде, новое могущество и новые завоевания… Но «Свистящему Тому» нет дела до того, как мы использовали его братьев, он мчится по рельсам, как и тогда, целеустремленно и быстро, грохоча, шипя и свистя.
Чернь, Гарь и Глины – рабочие кварталы Старкрара. Те, кто живет в этих длинных домах, построенных для множества небольших семей, в основном честные подданные, но в одиночку сюда вечерами лучше не соваться. Местные очень не любят чужаков, особенно богатых. К счастью для последних, делать им в рабочих районах совершенно нечего. Фабрики и мануфактуры, принадлежащие ведущим мескийским промышленникам, стоят здесь же. Длинные широкие цеха. Трубы, чадящие день и ночь, покрывают все вокруг гарью и копотью. К северо-западу от Копошилки и Черни лежит Оружейный район. Его настоящее название Велинктон, но так его называют редко. Там находятся предприятия особой важности, фабрики и заводы корпорации «Онтис». Вся территория Оружейного подконтрольна одному человеку, Онтису Буру, главному оружейному фабриканту империи.
Площадь Пяти пальцев, как и все пять улиц, отходящих от нее, считается деловым центром Черни. На Пяти пальцах стоит покосившийся особняк районной управы и так называемый рабочий клуб, а на соседних улицах сосредоточилось большинство лавок и магазинов, банковское отделение, парикмахерские, несколько питейных заведений.
– Это не место для благородного тана, хозяин.
– Я не собираюсь здесь селиться, Себастина. Я только хочу зайти в один маленький ломбард.
Заведения и дома, принадлежащие самашиитам, по закону должны отмечаться особым знаком – красной вертикальной полоской на косяке или на другом видном месте. Когда-то на этом настояли последователи Все-Отца, и Императору, который не видел особой разницы между человеческими религиями, пришлось согласиться, чтобы только клирики перестали вопить через своих людей в нижней палате Парламента. На мой взгляд, ничего дельного эта полоска не привнесла. Она только напоминала самашиитам, что они чужаки в этом городе и этой державе.
