На заводе, куда приехал Скворцовский, еще заметна была суета. Там засыпали гравием и щебенкой кабели электропитания подрывных зарядов и разливали по цехам мазут. Пришло сообщение, что немцы уже в городе и всем им следует поторопиться.
– А мне как быть? – спросил Скворцовский, но тут их рация почему-то замолчала. С территории завода в несколько минут все люди вдруг куда-то исчезли, и лейтенант Скворцовский со своими людьми оказался в полном одиночестве, и нужно было немедленно что-то делать.
– Так, – сказал он Нанаве и Остапу, ввиду своей крайней молодости смотревших на него как на бога, – сейчас нужно будет постараться найти хоть какие-нибудь продукты и ехать к реке. Мосты не будут взрывать до последнего, так что мы еще вполне успеем проскочить.
– Ага, – воскликнул довольный Остап, – это мы мигом. Я тут неподалеку один магазинчик присмотрел, со складом. Факт, там чего-нибудь да осталось! – И они поехали по Заводскому шоссе в сторону знакомого ему магазина. Справа, за сквером, лейтенант Скворцовский вдруг увидел двухэтажное здание школы, в которой находился госпиталь, в котором он лежал и где, как он помнил, была прямо-таки шикарная подборка его самых любимых книг. «Эх, заехать бы, – пришла ему в голову отчаянная мысль, – вряд ли они успели вывезти книги. Все равно я с машиной, так что затаримся не только едой, но и пищей духовной. При немцах это ведь все равно пропадет. А так мы все почитаем, ведь там и «Сердца трех» и «Джерри-островитянин» Джека Лондона, и «Паровой дом» Жюля Верна, Есенин…
Конечно, все это надо взять! Много времени это не потребует!!!»
Решив так, он тут же приказал подвезти себя к зданию госпиталя и оставить его здесь, а им с машиной поскорее ехать добывать продукты.
– Возвращайтесь как можно быстрее! – крикнул он вдогонку Остапу. – Не берите вина и много всего не набирайте, а я вас здесь подожду…
Как он и предполагал, госпиталь был эвакуирован. Лишь кое-где валялись пустые кровати, а в каждом конце коридора и на первом, и втором этажах, как и при нем, громоздились сложенные друг на друге ученические парты. Дверь в библиотеку, вернее какой-то крошечный уголок, выделенный госпиталем для книг, была распахнута настежь. Книги, видимо, пытались из нее забрать, но бросили эту затею, и они валялись везде, как попало. Старший лейтенант принялся их собирать, нашел то, что искал, и этому очень обрадовался. Он связал их в аккуратную стопку и тут же услышал шум подъехавшего к школе авто. «Ну вот и мои, и как быстро!» – решил Петр Иосифович и направился на центральную лестницу, которая вела на первый этаж. Позади за окном вдруг снова загудел отъезжающий автомобиль, и сердце у него сжалось от нехорошего предчувствия. Тут явно было что-то не так, и он уже не пошел, а побежал вниз по лестнице, чтобы догнать свою машину и своих ребят, которые, скорее всего, бросили его здесь только потому, что где-то поблизости увидели немцев. Еще он услышал, как хлопнула входная дверь, услышал шаги и, повернув на шедший вниз пролет, прямо перед собой и совершенно неожиданно увидел эсэсовца в черной форме и фуражке с черепом и скрещенными костями.
Тот, в свою очередь, увидел Скворцовского и потянулся к кобуре с пистолетом. Петр тоже выхватил свой наган и первым выпалил в фашиста, а тот тотчас же выстрелил в него. И оба, несмотря на то что расстояние между ними было очень невелико, – промахнулись! Петр, сам не зная почему, тут же побежал наверх и выстрелил в немца через лестничные перила. Тот также ответил ему выстрелом, причем пуля попала в косяк двери прямо над его головой.
«Что делать? Что делать? – только одна эта мысль и билась сейчас у него в голове, лишая всякой способности соображать. – Сейчас на помощь к нему подоспеют другие, меня убьют или схватят, а это значит, что меня возьмут в плен, а плен для советского офицера – это же хуже смерти…»
Шаги немца на лестнице между тем смолкли, и Петр подумал, что это очень плохо. Видимо, тот решил обойти его по лестницам, что шли наверх справа или слева, во всяком случае, такое вполне могло быть. Тут он сообразил, что если этот немец приехал сюда на машине, и та от школы отъехала, то это значит, что его ребята могут подъехать к ней буквально в любую минуту. Пойдут в школу его искать и могут запросто нарваться на выстрел. «Значит, с этим немцем необходимо кончать немедленно! Но как? Уж больно громко отдаются тут шаги, полы-то ведь каменные…»
И тут его осенило! Так быстро, как он не делал этого еще никогда, старший лейтенант Скворцовский стащил с себя сапоги и прямо в портянках побежал на цыпочках в конец коридора, где громоздилась целая куча из парт. Стараясь не произвести ни звука, он, словно уж, заполз между ними и осторожно просунул дуло своего нагана в оказавшееся сквозным отверстие для чернильницы. Сердце у него билось так сильно, что, казалось, вот-вот должно было выскочить из груди. Однако в самой школе было очень тихо! Потом он услышал легкий шорох, и в конце коридора показался его фриц, поднявшийся, как Петр и предполагал, по шедшей наверх боковой лестнице. И самое интересное, что он то-же был без сапог! Впрочем, шел по коридору он очень уверенно и всякий раз, проходя мимо двери класса, распахивал ее настежь. «Ишь, думает, что я такой дурак, чтобы прятаться в классе, – усмехнулся, увидев это, Петр. – Ну, держись…»
Он не стал, подобно героям кинофильмов, произносить сакраментальной фразы типа: «Поворотись лицом к смерти, гад!», а просто выстрелил ему в спину, когда немец оказался поблизости от его убежища. Эсэсовец взмахнул руками, рухнул на пол, да так и остался лежать не шевелясь.
Первым делом после этого Петр Иосифович надел сапоги и только после этого подошел к своему убитому противнику. По знакам различия это был обер-лейтенант. Причем явно большой пижон, так как вместо табельного оружия у него был бельгийский «Браунинг» образца 1922 года с удлиненным стволом, а на поясном ремне для чего-то был привешен небольшой японский кинжал для харакири в черных лакированных ножнах, расписанных золотыми цветами. Из нагрудного кармана торчала толстая коричневая сигара…
Ничтоже сумняшеся старший лейтенант Скворцовский тут же забрал у него пистолет, кинжал, вытащил из кармана сигару, стащил через голову сумку с бумагами. «Рудольф фон Бергов», – прочитал он в его офицерской книжке и тут же понял, что где-то уже встречал и эту фамилию, и даже видел лицо этого немца, едва ли не столь же молодого, как и он сам.
За окнами школы послышались гудки его машины. Он начал спускаться вниз по главной лестнице и тут вдруг увидел фотографию только что убитого им фашиста, висевшую… на доске почета! Да-да, это был точно он, его лицо, зачесанные на прямой пробор русые волосы, прямой честный взгляд. «Рудольф Бергович Бергов окончил школу с золотой медалью в 1939 году», – прочитал он сделанную ниже фотографии надпись и только сейчас наконец-то понял, что этот самый фашист, эсэсовец, оказывается, когда-то был здесь учеником!
В машину он уселся с таким лицом, что Остап с Нанавой тут же поняли, что за то время, что они отсутствовали, с их командиром случилось что-то неприятное. Однако он не дал им времени на расспросы.
– Быстрее! – крикнул он. – Сейчас сюда немцы пожалуют, они уже приезжали… – И их Остап тут же надавил на газ.
