— Наверно, безумие усиливается, когда луна красная, — предполагает Ребекка.
Мама смотрит на нее вопросительно.
— Что ты имеешь в виду?
Ребекка теряется.
— Ну она же была красная ночью. Кроваво-красная.
— Как странно, что ты говоришь это, — говорит мама. — Некоторые пациенты тоже упоминали красную луну. Но когда мы с докторами пошли посмотреть, луна была совершенно обычной.
Мама наливает себе кофе.
Ребекка смотрит в окно. На светлом утреннем небе замешкалась бледная луна. По-прежнему красного цвета. Мама перехватывает взгляд Ребекки, но никак не реагирует. По-видимому, она не видит в луне ничего необычного.
— Мне, наверное, приснилось, — тихо говорит Ребекка.
Она на секунду задумывается.
— Мам… ты не слышала ничего странного про «Болотные Копи»?
— Что-что?
— Ну, я не знаю, никто не говорил, что там случаются странные вещи?
Мама удивленно смотрит на нее.
— О чем ты?
— О парке отдыха!
— Каком парке?
— «Болотные Копи»!
Мама морщит лоб.
— Звучит вроде знакомо. Где он находится?
— У нас, в Энгельсфорсе.
Мама в молодости часто ходила в «Болотные Копи» на концерты и танцы. И много раз с удовольствием рассказывала об этом. Но сейчас она только смеется.
— Тебе действительно снилось что-то странное сегодня, — говорит мама.
— Да, наверное, так и есть, — бормочет Ребекка.
* * *
Как странно сидеть за кухонным столом и завтракать, будто ничего не случилось, думает Ванесса. Жевать, глотать, жевать, глотать, пить сок. Как будто все как всегда.
Мама выходит из спальни и кладет руку ей на плечо. Ванесса жмурится, ей приятно.
Но мама почти сразу убирает руку. Их объятия стали такими мимолетными. И в этом виновата сама Ванесса, которая слишком часто раздраженно вздыхала, когда мама пыталась ее приласкать. А сейчас ей очень хочется, чтобы мама обняла ее, как раньше.
— В галерее открылся новый магазин, «Хрустальный грот», — говорит мама.
— Они что, продают там хрусталь?
Мама не понимает сарказма.
— Да, и этерические масла, и еще много всего. И вроде бы даже по руке гадают. Хозяйку магазина зовут Мона-Лунный Свет.
— Мона-Лунный Свет? Ничего себе имечко!
Мама смеется и наливает воду в кофеварку, стоящую у раковины. Когда аппарат начинает булькать, она потягивается и зевает.
— Никке звонил, когда ты была в душе. Похоже, ночью в городе было весело.
— Что в Энгельсфорсе значит «весело»?
— Большая драка в «Ётвендарен» и целая куча пьяных стычек по всему городу. Никке сказал, что никогда не видел ничего подобного. Он уже уходил с работы, когда ему позвонили насчет женщины, которая повесилась на коньке крыши в Риддархюттан, совсем рядом с начальной школой. Он отправился туда и сказал, что дома будет не раньше, чем через несколько часов.
— О господи, какая жалость — пропустить Никке. День теперь испорчен, — говорит Ванесса.
И сразу жалеет о сказанном, увидев огорченное лицо мамы.
— Боже мой, Ванесса. Ну неужели тебе не надоело? Никке — папа Мелвина. Ты должна принять его.
— Я приму его, когда он примет меня.
— Когда ты только повзрослеешь?
Угрызения совести, которые Ванесса только что испытывала, мгновенно улетучиваются. Она едва сдерживается, чтобы не наорать на маму.
Мама встречалась с Никке всего пару месяцев, потом забеременела и радостно сообщила Ванессе, что у нее будет брат или сестра. Втайне Ванесса надеялась, что Никке убежит от ответственности. Но нет, он захотел стать отцом, и они с мамой съехались как раз перед родами.
Ванесса не может не любить Мелвина, хотя слушать по ночам его плач было совсем не прикольно, но Никке Ванесса возненавидела с первой секунды. Он никогда не напрягается, чтобы сделать их общение приятным, — только она все время должна подстраиваться. А мама этого не видит. Она закрывает глаза на недостатки Никке, позволяя ему командовать в доме.
— Сама сначала повзрослей, — огрызается Ванесса, выходя в коридор.
— Не смей так со мной разговаривать, — говорит мама и идет за ней.
Ванесса захлопывает дверь перед самым ее носом.
* * *
— Слышала коров ночью? — спрашивает дедушка, когда он и мама заходят в кухню после утренней дойки.
— Что? — откликается Анна-Карин с набитым ртом, жуя бутерброд с сыром.
— Они мычали в стойле как сумасшедшие, — хрипит мама. Голос вернулся к ней, но не полностью. — Из-за них я не спала ни секунды. Правда, я и так не сплю из-за больной спины.
— Я, наверно, крепко спала, — бормочет Анна-Карин.
— Да? — говорит дедушка. — А выглядишь усталой.
— Надеюсь, ты не подхватила простуду, — говорит мама, закуривая сигарету.
Дедушка подходит к столу и кладет руку на лоб Анны-Карин.
— Температуры, во всяком случае, у тебя нет.
Раньше Анна-Карин с радостью притворилась бы больной. Осталась бы дома, в безопасности. Но сейчас все по-другому. Первый раз в жизни она хочет в школу.
— Я хорошо себя чувствую, — говорит она.
Дедушка похлопывает ее по плечу, довольно сильно — так он выражает свою любовь.
— Это кровавая луна не давала коровам спать. Может, она потревожила и твои сны?
— Кровавая луна? — фыркает мама. — Вечно ты выдумываешь. Я не видела никакой кровавой луны.
Анна-Карин косится на дедушку. Ей до боли хочется рассказать ему о том, какие чудесные события произошли с ней, как изменилась ее жизнь. Но она не может забыть предостережение. Не доверяйте никому.
Анна-Карин возвращается в свою комнату и смотрит в зеркало.
Она знает, что не красавица. Но у нее красивые глаза. Большие, необычного зеленого цвета. И красиво очерченный рот, особенно когда она улыбается. Она пробует улыбнуться перед зеркалом. Зубы белые и ровные. Это уже неплохо.
Она берет обычный лифчик вместо того, который утягивает грудь. Большинство девчонок мечтает о большой груди, напоминает она себе.
Но когда она застегивает джинсы, уверенность снова покидает ее. Какие уродливые жирные складки на животе, ни у кого из девчонок таких нет! Она надевает безразмерную футболку, сверху накидывает спортивную кофту. Вот так-то лучше.
Анна-Карин снова улыбается своему отражению в зеркале. Теперь она будет улыбаться чаще.
