Ребекка с отсутствующим видом смотрит в тетрадь. Крутит в пальцах ручку. Колеблется. Потом начинает писать.
— Кто может назвать мне синоним криптогам? — говорит Уве, и Мину автоматически поднимает руку.
— Милу, — говорит Уве.
Кто-то смеется. Мину уже давно оставила попытки обучить Уве правильно произносить ее имя.
— Криптогамы — это тайнобрачные растения. Фанерогамы — явнобрачные растения, — говорит она.
Кевин картинно стонет, и она тут же жалеет, что ответила на вопрос так развернуто. Зачем она демонстрирует свои знания? Почему ей так важно увидеть одобрительную улыбку Уве, пусть даже весь класс потом будет считать ее выскочкой?
Ребекка придвигает к ней тетрадь, и Мину читает. Ребекка написала много, потом стерла, оставив только вопрос:
ТЫ РАССКАЗЫВАЛА КОМУ-НИБУДЬ О ТОМ, ЧТО Я СКАЗАЛА ТЕБЕ В «БОЛОТНЫХ КОПЯХ»?
Мину внутренне холодеет. Она встречается взглядом с Ребеккой и краснеет. Она ни в чем не виновата, но так волнуется, что наверняка выглядит как последняя врунья. Она хватается за карандаш.
НЕТ! ПОЧЕМУ ТЫ СПРАШИВАЕШЬ? — пишет она.
МЕНЯ ВЫЗВАЛИ НА «РАЗГОВОР» К ДИРЕКТОРУ.
Ребекка внимательно смотрит на Мину.
ИЗВИНИ, ЧТО Я ТЕБЯ ПОДОЗРЕВАЛА, — пишет она снова.
Мину встречается с ней взглядом и шепчет:
— Ничего.
«Ничего» это мягко сказано. У Мину такое чувство, будто она только что чудом спаслась от мчащегося на полной скорости грузовика. Ребекка кивает и снова пишет:
КТО-ТО ПРЕСЛЕДОВАЛ МЕНЯ ВЧЕРА. НЕ ЗНАЮ, КТО, НО Я УЖЕ ВИДЕЛА ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА, ЧЕРЕЗ ДЕНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ ЭЛИАСА.
Мину думает о фигуре, стоявшей напротив ее окон в тот вечер. Она быстро пишет, что и ее кто-то преследует. Прочитав это, Ребекка поднимает глаза. И Мину кажется, будто она читает мысли Ребекки. Облегчение — оттого, что она не одинока. Страх — оттого, что случившееся стало вдруг вдвойне реальным.
Ребекка пишет:
МЫ ДОЛЖНЫ ВСТРЕТИТЬСЯ. ВСЕ ВМЕСТЕ. В ПОЛНОЧЬ. Я ПОШЛЮ СМС ОСТАЛЬНЫМ И ВСЕ РАССКАЖУ. ОНИ ОБЯЗАНЫ ПРИЙТИ. Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ, НО ЗНАЮ, ЧТО МЫ ДОЛЖНЫ ПОМОГАТЬ ДРУГ ДРУГУ.
Мину кивает. Интересно, понимает ли Ребекка, что она — единственный человек, который может их сплотить. Она может со всеми найти общий язык. Комбинация из Ванессы, Иды, Линнеи и Анны-Карин напоминает минное поле, и только Ребекка удерживает их от взрыва.
17
— Все будет в порядке, — успокаивает Ребекку Густав. Они остановились на лестнице. Ребекка забралась на ступеньку выше и в кои-то веки оказалась с Густавом одного роста. Они говорят тихо, старательно понижая голос.
— Она же сказала: «обычный разговор», — продолжает Густав.
— У тебя когда-нибудь был «обычный разговор» с директором? — спрашивает Ребекка.
Яри Мекинен с третьего курса сбегает вниз по лестнице, почему-то держа в руках ярко-розовую сумку. Он и Густав кивают друг другу.
— Был? — опять спрашивает Ребекка, когда Яри исчезает.
— Нет. Но, может, это что-то новенькое. После Элиаса. Директор теперь решила поговорить со всеми, кто…
Он замолкает и смотрит в сторону. Ребекка сглатывает. Вот оно. Тот самый разговор.
— С теми, кто что? — спрашивает она.
Густав прижимает ее к себе и вдыхает запах ее волос.
— Ты так вкусно пахнешь, — бормочет он.
Она почти отталкивает его. Он смотрит на нее тревожным взглядом.
— Что такое?
— Что ты хотел сказать о таких, как Элиас и я?
Скажи сама, слышит она слабый голосок внутри себя. Не жди, пока это сделает он. Скажи все, как есть. Мину права, ты должна доверять ему.
— Я имею в виду, она, наверное, хочет ближе познакомиться с теми, кто поступил в этом году, — говорит Густав.
Разочарование оттого, что он струсил, да и сама она тоже проявила малодушие, камнем ложится на сердце.
— Я подожду тебя внизу, — говорит он.
— Ладно, — бормочет Ребекка.
— Я люблю тебя, — говорит он. — Ведь ты же помнишь об этом, правда?
Они смотрят друг на друга, и Ребекка чувствует, что к горлу подкатывают слезы. Вместо ответа она просто кивает головой.
В кабинете директора полумрак. Жалюзи опущены, и свет в комнате исходит лишь от настольной лампы. Стрекозы из цветной стеклянной мозаики образуют на абажуре танцующий круг. На столе нет ни одной бумаги или хотя бы ручки. Компьютер выключен.
На директрисе темно-серый костюм с большой серебряной брошью на лацкане, очевидно старинной. Блуза цвета слоновой кости застегнута под горло, черные волосы безупречно уложены. Лицо, как всегда, тщательно накрашено. Ребекке приходит в голову, что многие, наверное, считают директора красивой женщиной.
— Садись, — говорит Адриана Лопес, коротко улыбаясь холодной улыбкой.
Ребекка садится в кресло, стоящее возле письменного стола. Директор смотрит ей прямо в глаза, но вдруг ее взгляд отвлекается на что-то.
— Извини, — говорит она и тянется за волосом, приставшим к шерстяному свитеру Ребекки. — Я немного педант.
Ребекка не знает, что сказать.
— Ты наверняка гадаешь, о чем я хотела поговорить с тобой, — говорит директриса и кладет волос в мусорную корзину.
— Нет. Я думаю, что знаю о чем.
У директрисы темные глубокие глаза.
Камень на сердце никуда не исчез. Ребекка с трудом выдавливает из себя слова.
— Кто вам рассказал?
— Рассказал что?
— Юлия или Фелисия? Может, Ида? Или медсестра? Она имеет право рассказывать? Или Мину?
Зачем она назвала Мину? Она ведь хочет ей доверять, должна доверять, если они друзья. Но почему у Мину был такой виноватый вид?
— Что они должны были рассказать о тебе? — спрашивает директриса.
Ребекка чувствует, что вот-вот заплачет. Она плотно сжимает веки.
А может, отпустить ситуацию? Позволить себе упасть и посмотреть, поймают ли они ее. Перестать бояться, что ее тайну разоблачат. Разоблачить ее самой.
— Я думаю, лучше будет, если мы начнем все сначала, — говорит директор.
Ребекка открывает глаза. Растерянность на лице Адрианы Лопес кажется искренней, и Ребекка думает, что, возможно, ошиблась. Может, это и правда обычный разговор?
— Ребекка, как ты думаешь, о чем я хотела поговорить с тобой?
И сразу признание становится невозможным. Тайна снова берет ее в свои тиски. Ребекка поднимается с кресла, на ходу подхватывая сумку.
— Извините, мне нужно выйти, — говорит она.
