На этот раз беспокоил муж. Униженно извинялся, что не сможет присутствовать на сегодняшнем званом ужине у родителей. И не потому, что не хочет — напротив, горит желанием, стремится, но… Имеются, видите ли, объективные причины: коммерческий директор везет его знакомить с нужными людьми, которые могут поспособствовать в решении ряда вопросов по районному филиалу. Такие связи в нашем деле очень полезны, так что дома будет поздно…
— Да какие там у тебя могут быть нужные люди? — возмутилась было Ирина, собираясь сурово отчитать супруга и напомнить, что все «связи», способствующие процветанию фирмы, — это ее рук дело, результат многочасового корпения на этих самых идиотских соберунчиках старой номенклатуры и тщательного поддержания ровных отношений с приятелями родителей, чтоб им всем взорваться в одночасье.
— Ну, пожалуйста, мамочка, войди в мое положение! — отчаянно вскричал супруг. — Я уже неделю назад обещал, что буду… Ну и что ж я теперь — слово не сдержу?
— Мне не нравится твое поведение, радость моя, — без особого напора сообщила Ирина, прекрасно понимая, в чем дело. Никаких там нужных людей, естественно, не будет — поужинают в «Праге» и до ночи будут тасоваться у коммерческого в бильярдной. Александр Евгеньевич, талантливый администратор и работяга божьей милостью, был в душе непролазно дремуч, во многих общеобразовательных вопросах невежественен и даже в присутствии своей горячо любимой жены отчаянно робел перед ее потрясающей эрудицией и природной светскостью. А теперь представьте себе, что с ним творилось, когда целый вечер приходилось пребывать в скопище шпарящих на нескольких языках рафинированных особей, помеченных печатью фантастической стервозности и источавших тотальное презрение ко всем остальным слаборазвитым индивидам, не принадлежащим к их кругу! В общем, Александр Евгеньевич панически боялся таких вот раутов и под разными благовидными предлогами старался их избегать.
— Да, по мне, уж лучше неделю уголь разгружать, чем разок к твоим предкам наведаться, — как-то по простоте душевной признался он супруге, когда та спросила о впечатлениях. — Я там — как будто голый. Все смотрят и качают головами: обезьяна — не обезьяна, но осел — однозначно…
— Ладно, прощаю, — сжалилась Ирина. Она не то чтобы потворствовала этому маленькому недостатку супруга — просто заметила, что после таких званых вечеров он как минимум пару дней чувствует себя не в своей тарелке. Замыкается в себе, робеет, начинает отвечать невпопад, с сотрудниками стесняется разговаривать. Переживает свою мнимую ущербность. А для дела это вредно. Мужик — животная капризная и прихотливая, к ней особый подход нужен. Если его систематически и правильно приподнимать над собой, он обязательно взлетит и с распростертыми крыльями будет парить над своими владениями, подмечая орлиным взором каждую деталь и мелочь и с надеждой глядя за край горизонта. Тогда он не даст стервятникам с соседних участков утащить со своей земли ни одного барана и обгадить границу своей территории. А попробуй этого орла поставь в стойло, опусти в его нарочитом самомнении — намекни ему, что он неудачник и ни хрена у него в бизнесе без тебя не получается? Или, когда, распаленный звериной похотью, вышеозначенный орел полезет к тебе вечерком в трусики, брось ему, что у него изо рта пахнет? Вот тут он моментально крылья сложит, клюв на грудь свесит, сядет под кустик и начнет сомневаться в себе, искать причины своей несостоятельности. Потом, чтобы его реабилитировать, понадобится втрое больше времени и усилий — трудновато вновь воспарить на прежнюю высоту, будучи столь резко опущенным, да еще самым близким человеком!
— Прощаю, радость моя, — Ирина вспомнила предыдущий звонок и решила на ходу урегулировать проблему:
— Ты приказ по Салыкову подписал уже?
— Вот он, на столе лежит, — с невыразимым облегчением выдохнул Александр Евгеньевич — что там какой-то приказ, когда имеют место такие выдающиеся достижения на личном фронте! — Сейчас подпишу. А что — уже стуканули?
— А ты не торопись пока, — посоветовала Ирина. — Ты разберись как следует.
— Да гад же! — без особой уверенности воскликнул Александр Евгеньевич. — Гад еще тот… Волосатик. Галстуки не носит. Опаздывает. Ну, слов нет — работник хороший, талантливый… А на совещание приперся с запахом. В девять утра! А я его предупреждал уже два раза…
— Не торопись, радость моя, — повторила Ирина. — Нельзя так сразу — с людьми. Это тебе не дрова рубить. Давай так: я разберусь, завтра тебе скажу свое мнение, тогда уже и решишь, как с ним поступить. Тебе же разницы нет, когда приказ подписать — сейчас или утром… Хорошо?
— Хорошо, — покорно согласился Александр Евгеньевич. — Ты знаешь — в таких вопросах я тебе полностью доверяю.
— Ну и прекрасно. — Ирина прибавила кокетливости в голосе:
— Смотри там, у Назаряна, не балуй. Будешь горничную за зад щипать — я тебе устрою. Потом специально у Анжелики поинтересуюсь. Ты меня понял?
— Да чтоб я сдох! — проникновенно воскликнул Александр Евгеньевич. — А потом — с чего ты взяла, что мы у Назаряна будем? Я же сказал, он меня везет к людям… Но в любом случае, кроме тебя…
— Тебе никто не нужен, — лениво закончила Ирина. — В курсе. Но все равно — смотри там…
Отпустив мужа, Ирина трубку не положила, а с нездоровым любопытством уставилась на циферблат массивных антикварных часов, величественно возвышавшихся в углу напротив аналогичной эпохи зеркала. Загадала: если на протяжении последующих пяти минут кто-нибудь еще позвонит, значит, вечер будет безнадежно испорчен и на этом тягомотном рауте ничего полезного сделать не удастся. Только время убьет.
По истечении сорока трех секунд с момента отключения телефона запиликал забытый пейджер, похороненный в недрах изящной косметички.
— Фатум, — печально кивнула в зеркало своему отражению Ирина Викторовна, принимая выражение лица Жанны д'Арк, которой неблагодарные англичане внезапно объявили о намерении подвергнуть ее термической обработке.
— Предопределение. Жизнь прожита напрасно, все усилия впустую. Можно идти топиться в джакузи…
Пейджер гневался: «У тебя два часа подряд все занято. Где ты ходишь? Вика…»
— Пять минут, дорогуша, — пробормотала Ирина, набирая знакомый номер. — Всего лишь пять минут. Что за плебейская склонность к преувеличениям?
— Смола? — раздался в трубке тонкий голосок, более приличествующий балованной нимфетке, нежели тридцатисемилетней даме весом немногим более центнера. — Ты с кем постоянно болтаешь? У тебя по графику вроде массаж! Алле, Смола, чего молчишь?
— Скорее — Кочерга, — ворчливо поправила Ирина. На этот раз ее побеспокоила лучшая подруга: одноклассница Вика Семина — тоже дочь знатных родителей, состоятельная, удачно пристроенная в свое время замуж, сластена, обжора, эротически озабоченная ласковая дура с широченной русской душой и неизбывной предрасположенностью к промискуитету, во многом обусловленной патологическим бездельем и большими возможностями. Впрочем, насчет промискуитета Вика была не в курсе: она в жизни ничего не читала помимо «Муму» и «Анны Карениной», и то, как говорит классик, до сих пор не могла понять, за что же Герасим свою собачку под паровоз пристроил. Куда Гринпис смотрел, блин? Однако, несмотря на непролазную дремучесть, Вика была любимым человеком Ирины — говорю же, душа у нее была широчайшая, в наше время тотального стяжательства и непрерывного поиска выгоды в знакомствах это своего рода раритет, беречь и ценить надобно.
