— Запросто, — буркнул Лева, укладывая бланки в папку и пряча ее в сейф. — Подписи есть, деньги есть, есть хорошие знакомые — никаких проблем. Завтра все твое имущество, финансы и права будут числиться за Ириной. Комар носа не подточит — за чистоту оформления отвечаю.
— Вот ведь как просто все, — вздохнул Александр Евгеньевич. — И для чего было сыр-бор затевать? Если так просто все, могли бы как-нибудь иначе… без затей…
Подскочили, наставили стволы, увезли куда-нибудь за город, в подвал… И заставили бы подписывать… Не так разве?
— Скажи спасибо, что все получилось именно так, — не согласился Лева. — Есть вполне обоснованные опасения, что такой тип, как ты, доставит массу хлопот при похищении. Больно ты здоров да норовист. А потом, после всего, тебя же придется выпускать… А могли бы по-другому — выкрали бы Ирину или Серегу. Ты об этом подумал?
— Да-да, уж лучше так, как получилось, — сокрушенно согласился Александр Евгеньевич. — Хотя какой там, к черту, «лучше»… Слушай — я ведь не бомж, не рядовой москвич, не сявка какая-то… Почему со мной — так вот? Разве можно со мной — так? Это что за дела такие, брать вот так запросто и сажать такого… такую шишку, как я? Что творится, а?!
— Шишка! — желчно воскликнул Лева. — Ха! Номенклатурный зять, бизнесмен средней руки. Кто ты такой, Саша?! Тут таких зубров валили, не спросив, как звали — а уж с тобой-то, зятем бывшего номенклатурщика, сам бог велел побаловать.
— Злой ты, — Александр Евгеньевич укоризненно покачал головой. — Не любишь ты меня.
— А за что? — Лева сердито прищурился. — Это из-за твоей похотливой игривости мы угодили в такую бяку — я тут ни при чем. Да черт с ней, с похотью — на здоровье… Но если бы ты в свое время послушался моего совета и присмотрелся к Ибрагиму, мы бы сейчас тут не сидели. Вот этого простить не могу. Мудак ты, Саша, вот что я тебе скажу…
— Ну, спасибо, уважил, — Александр Евгеньевич встал, намереваясь направиться в прихожую. — Давай, звони Ковальскому, пусть собирается. Заедем за ним и — в райотдел, сдаваться.
— Угу, — буркнул Лева, автоматически набирая первые три цифры номера Ковальского — известного в столице адвоката, услугами которого «Ира» неоднократно с успехом пользовалась ранее. Ткнул три цифры — и замер.
— Погоди, погоди… Почему — в райотдел?
— Ну, домой же нельзя? У подъезда наверняка менты стерегут. Остановимся у ларьков, купим туалетные принадлежности, заберем Ковальского — и в райотдел. Чего ты уставился?
— Ты кое-что забыл, — напомнил Лева с пробивающейся в голосе тревогой. — Нам нужно ехать к предкам Ирины, тихонечко вызвать ее и пообщаться. Я для чего оставшиеся полтора часа запланировал?
— Ну уж нет, шалишь, сын юриста! — нервно хохотнул Александр Евгеньевич. — Ничего я не забыл. Ты как себе это представляешь? Чтобы я Маме все это вот так взял и выложил? Сдурел, что ли? Нет, ты уж меня сначала сдай, потом езжай к ней и все объясни как следует. Ты у нас умный, вот и…
— Ну ты умница, Саша, — растерянно пробормотал Лева. — Значит, собираешься удрать, а меня отправляешь к разъяренной волчице? Ты собираешься…
— Собираюсь, собираюсь, — отвел взгляд Александр Евгеньевич — совестно стало. — И чего ты так про Маму? Волчица! Она вообще только с виду такая, а так — добрая, душевная, понимающая…
— Сволочь ты, Саша! — охрипшим от волнения голосом просипел Лева. — Ты что себе позволяешь? При чем здесь я? Я вообще, если на то пошло, могу спокойно умыть руки…
— А ты мой друг, и я тебе как раз за это и плачу, — нашелся Александр Евгеньевич. — И давай без представлений. Сказал — не буду, значит, не буду. Или сразу — в райотдел, или вообще никуда не пойду. Лягу тут у тебя в кабинете и буду валяться, пока за мной наряд не приедет. Все — хватит об этом, — и отвернулся, нахохлившись, втянув голову в плечи. Ни дать ни взять схваченный на соседском огороде мальчиш-плохиш, готовый к любому виду наказания, вплоть до расстрела — только бы не являться на глаза разъяренной мамке.
— Я тебе это припомню, Саша, — угрюмо пробормотал Лева, набирая номер Ковальского. — Теперь ты у меня в вечных должниках будешь — до самой смерти.
— А хоть и посмертно, — с явным облегчением согласился Александр Евгеньевич, выходя в прихожую и надевая пальто. — Ты, главное, все организуй сейчас — потом разберемся…
* * *
Ирина стоически приняла обрушившийся на нее удар судьбы. Вопреки опасениям Левы, истерики не случилось. Выслушала «сына юриста» с каменным выражением лица, послушно записала в блокнот все его мудрые наставления и попросила оставить ее одну.
В прострации пребывала недолго. Ночь не спала, переживала случившееся, пыталась анализировать ситуацию и строить громоздкие планы на недалекое будущее. Утром, отправляя сына, сообщила:
— На нас «наезжают». Сподобились и мы, что поделаешь… Если где-то что-то услышишь, ничему не верь. Это хорошо продуманная и подготовленная акция, нам противостоит Система. Ты только знай — отец не виноват. И не надо принимать близко к сердцу — это ненадолго. Мы обязательно выкарабкаемся…
Позвонила родителям, вкратце объяснила ситуацию, обещала подъехать после обеда, изложить в деталях. Провокация, конечно же, только провокация и ничего более, не надо поддаваться панике, все образуется…
В девятичасовом выпуске теленовостей сообщили об обстоятельствах происшествия: без особых, впрочем, подробностей и смакования, вполне объективно — Назарян успел связаться со своими знакомыми на городском канале, подкорректировал ситуацию.
Днем Ирина немножко отдохнула — забылась в тревожной дреме, зажав в руке мобильник и положив на тумбочку пейджер: Лева, Назарян и начальник СБ «Иры» Вася Петров обещали информировать при любом изменении ситуации. А после обеда явилась преданная Вика — реабилитировать.
Реабилитационная процедура состояла из двух частей: пять по пятьдесят армянского коньяка с шоколадкой и последовавшая за этим пространная речь. Речь состояла по большей части из выражений ненормативного характера, суть которых сводилась примерно к следующему: все мужики сволочи, педерасты и «рогоделы», нужно рассматривать их исключительно как средство для обеспечения своего безбедного существования и ни в коем случае нельзя вкладывать в этих ничтожеств хоть капельку своей безразмерной ангельской души. Хрен с ними, одним словом — мы лапочки, и этим следует утешиться. И вообще не нужно делать из этого трагедию, проще надо относиться к жизни, проще…
Ирина поплакала всласть на пухлом плече подружки, поматерилась сквозь слезы, обещая всех подряд поубивать, кто под руку подвернется, а в завершение задала глупый вопрос: а что же, собственно говоря, делать?
Викуша, судя по всему, ожидала такого вопроса и тотчас же выдала на-гора три вполне заманчивых и легко осуществимых варианта:
1) поехать к ней, свистнуть симпатичных танцовщиков из «Айсберга» и с предельным остервенением барахтаться с ними, пока мышцы малого таза судорогой сводить не начнет да сперма через ноздри не полезет;
