— Я… простите… Я ничего не соображаю, — Альберт положил скоросшиватель с документами на широкий подоконник, потер виски и озабоченно посмотрел на Войтова. — Дядь Вань… эмм… Иван Иванович — вы не хотите ничего объяснить?
— Я составлю протокол, — искательно улыбнулась Альберту девчушка с ноутбуком. — Вы ознакомились с завещанием в присутствии управляющего холдингом «Белогорпромбанк» Войтова Ивана Ивановича, а также нотариуса центральной городской…
— Подождите, подождите, — досадливо махнул на нее Альберт — вот еще недоразумение выискалось! — Какой протокол, о чем вы? Я хочу… все знать! Я имею на это право!
— Девочки — подождите в фойе, — распорядился Войтов. — Протокол не к спеху…
Дамы послушно покинули палату — Альберт машинально отметил, что Надя, по-прежнему избегавшая встречаться с ним взглядами, покраснела как маков цвет. Что это с ней? Застеснялась чего-то? Но это, в общем, не так уж и важно — а важно то, что Наде так идет это приятное покраснение! Секретарша у него будет — прелесть!
— Нине Павловне трудно говорить, — объяснил Войтов свое нежелание покидать палату. — Я в курсе, поясню, что нужно…
— Я не понял — вы чего тут устроили? — Альберт взял скоросшиватель, помахал им перед носом у Войтова. — Это что за эксперименты, дядь Вань? Ну и шуточки у вас, я вам скажу!
— Это не шуточки, — Войтов недовольно поморщился. — Ты взрослый мужчина, детство кончилось. Ты только что зачитал текст завещания, это серьезный юридический документ… который лишает тебя права на наследование принадлежащих Нине Павловне имущества и средств. Только я что-то не понял по твоей реакции, как ты это вообще воспринимаешь. Ты в порядке?
— Я? — Альберт осторожно присел на краешек кровати, бездумно уставился на желтоватый пластик скоросшивателя. Попытался сосредоточиться — не получалось. В голове не укладывалось, что все это всерьез, на самом деле. Такого с ним просто не могло произойти, это не то чтобы нерационально — это просто что-то чудовищное!
— Я в порядке… В полном порядке. Что назло милицейским постам. Бьют ребята на Малой Рогатке. Из рогаток по вооробьям…
— Э-э, — Войтов озабоченно нахмурился, шагнул к Альберту, щелкнул у него перед лицом пальцами. — Ты что — в шоке?
— Я? — Альберт пожал плечами, глупо хмыкнул. — Да, пожалуй. Я в нем. Ничего не понимаю…
Войтов досадливо крякнул, потянулся к тумбе, стукнул пальцем по кнопке вызова. Тотчас же, как чертик из коробки, в палату заскочила медсестра, профессиональным взглядом оценила обстановку, узрела бледного Альберта, покачивающегося бездумно на краешке кровати, и метнулась было к двери:
— Щас я — нашатырь…
— Нет, голубушка, — нашатырем тут не обойтись, — Войтов сунул сестре в ручку розовую купюру. — А организуй-ка нам спиртику, детка. Грамулек сто, не меньше.
Медсестра кивнула, сказала: «Щас» — и удалилась. Вернулась, как по волшебству, секунд через тридцать — Войтов, доставший ради заполнения паузы платок, толком высморкаться не успел.
— Я… спиртного не пью в такое время, — вяло заявил Альберт, наблюдая, как управляющий разбавляет спирт в кружке. — А такое я вообще не пью…
— Пей, а то по харе дам, — грубо предупредил Войтов, пихая кружку под нос молодому человеку и демонстрируя увесистый кулак. — Ниночка, извини… Ну?!
— Все-все — я уже… — Альбертова система восприятия, независимо от эмоций проанализировав кулачище, сообщила пребывавшему в прострации, что в случае неповиновения с ним поступят крайне некорректно. — Кхе-кхе… Господи, какая гадость!
— Ну вот — уже лучше, — одобрительно буркнул Войтов. — Давай, приходи в себя побыстрее — хватит матери нервы трепать.
— Трепать? — удивился Альберт, обнаружив вдруг, что язык ему уже не совсем подвластен. — Кт-то треплет-то?
— Слабенький, — констатировал Войтов. — Всего-то стакан водки выдул, а повело, будто с литра. Пить тебе нельзя. Давай по-быстрому порешаем все вопросы, пока не окосел. Ты готов?
— Т-ты, дядь Вань, убирайся к черту, — махнул рукой Альберт. — Мне надо с матерью…
— Что ж ты, сынок! — слабо вскинулась Нина Павловна. — Чего это ты… со старшими так…
— Я — со старшими?! — Альберт вскочил и, горестно вздев руки к потолку, возопил:
— Я-я-аа?! Оо-о-о, господи… Мама! Мамочка!!! Вот это да… Вот это… Ты только что объявила — под протокол, — что лишаешь меня всего! Что делаешь своего единственного сына нищим! По миру пускаешь! Что… что фактически убиваешь своего единственного ребенка, которого родила в тяжких муках! Мама — да ты не в себе! Ты просто с ума сошла! Что с тобой?!
— Если ты не будешь вежлив с матерью, я тебя обижу, — пообещал Войтов, глядя на Альберта уставшим взором все повидавшего санитара психиатрической больницы. — Хочешь разговаривать — успокойся, сядь и задавай вопросы по существу. Ты меня понял?
— Я понял, дядь Вань, понял! Обижайте меня, обижайте! Убейте меня, застрелите… — Альберт плюхнулся на кровать, скрестил руки на груди и попытался ровно дышать, насильственно загоняя гнев в пятку. Рациональный рассудок, насильственно выдранный из уютной прострации алкогольным шлепком, подсказывал закаленному в психо-тренингах молодому человеку, что прямо здесь и сейчас имеется реальная перспектива в дополнение ко внезапно свалившейся на него проблеме получить порцию изрядную физических оскорблений — Войтов всегда славился тем, что слово держал и в критических ситуациях был скор на руку. Тот же рассудок подсказывал, что эмоциями — истерикой, криками и стенаниями — здесь ничего не добьешься: в данный момент это не близкие, а оппоненты, с которыми необходимо вести диалог на основе жесткой логической аргументации.
— Я готов, готов… За что? Мне скажут, за что меня так… наказывают?
— Во-первых, никто тебя по миру не пускает — не надо усугублять, — Войтов хмыкнул и недовольно покрутил головой. — «По миру…» У тебя есть то, чего нет у сотен тысяч молодых людей, начинающих свой жизненный путь: хорошее образование, квартира в Москве, необременительная перспективная работа и приличный стартовый капитал.
— За что? — тихо напомнил Альберт. — Мама! Мамочка! За что вы со мной — так?!
— Отец твой был выдающимся человеком, — проигнорировал вопрос Войтов. — Он всего достиг сам, без чьей-либо помощи. В начале карьеры у него не было ни твоего образования, ни квартиры в Москве, ни тем более…
— При чем здесь отец? — Альберт скорбно скривился. — Вы думаете, что говорите? Отец умер два года назад!
— Твой отец был очень предусмотрительным человеком, — продолжал Войтов. — Каждые три года он обновлял завещание. Вот в этой папочке, что ты бросил на подоконнике, вторым экземпляром лежит завещание твоего отца, датированное мартом 1998 года. Ты догадываешься, что там написано?
— Мне, дядь Вань, плевать, что там написано, — Альберт смежил веки и вновь принялся раскачиваться на краешке кровати. — Вы мне так и не ответили — почему вы со мной вот так по-скотски поступаете?!
