— Поехали, — поправил Олег. — Поставим транспорт поближе — сподручнее ретироваться будет. Шеф — останешься на охране транспорта. Моторы не глушить, никуда не уезжать.
— Машины — две, я — один, — запаниковал Альберт. — Это не правильно! Кто-нибудь выскочит, прыгнет за руль — и привет!
— Ладно, Равиль, — останешься с ним, — кивнул бывшему оперу Олег. — Думаю, наши терминаторы сами разуберутся…
Подкатили к общаге, дружно распахнули дверцы, гуськом ломанулись в подъезд: «спецы» первыми, за ними — Петя, указующий перст дня, потом Вадим Кудрин. Олег, как и положено командиру, — несколько сзади, на безопасном удалении.
Зловещая тишина, едва разбавленная мерным пыхтением хорошо отлаженных двигателей, висела над общагой недолго — секунд сорок, не более. По истечении указанного времени где-то на втором этаже тяжко ухнула разрушаемая мощным ударом дверь, затем послышался отборный мат в хоровом исполнении. Недолгая возня вскоре усугубилась глухими ударами, кто-то заорал нехорошо, кто-то принялся отчаянно ругаться, двери захлопали, раздался истошный женский вопль, перекрывающий все остальные звуки.
— Шумно, — покрутив головой, констатировал невозмутимый Равиль, не пожелавший оставаться в своей машине — он зачем-то встал рядом с притаившимся на заднем сиденье первой «Волги» Альбертом и медленно поглаживал под мышкой «ствол», который предписывалось «не светить» без крайней необходимости. — Неаккуратно. Нехорошо…
— Надеюсь, это скоро кончится, — Альберт нервно сглотнул и, обезьянничая неосознанно, тоже полез под мышку. А там было пусто — «ствол» оставил в офисе, в сейфе. Главное оружие шефа — голова, так Олег сказал. — Хорошо, хоть никто не выходит из аборигенов — пришлось бы с ними тут…
Чего с ними тут пришлось бы, молодой человек так и не высказал, потому что один из «аборигенов», словно в пику недозвучавшей мысли, так и вышел. Вышел очень быстро, задом наперед, и почему-то через окно второго этажа. И, судя по всему, не по своей воле — потому что распахнуть окно не удосужился, а вынес спиной переплет и, совместно с брызнувшими во все стороны осколками битого стекла, неожиданно удачно приземлился на четыре точки в двух метрах правее подъезда.
— Один, — отметил Равиль, просовывая руку в салон и выдергивая откуда-то из-за спины Альберта милицейскую резиновую дубинку. — Хорошо пошел, мягко.
Тот, что «хорошо пошел», судя по всему, имел определенный опыт жизнедеятельности в таких вот странных ситуациях: отряхнув осколки с плеши и скоренько себя ощупав, он втянул голову в плечи и, не вставая, в хорошем темпе пополз за угол.
И очень своевременно, так как из разоренного окна тут же вышел спиной вперед еще один мужлан — маленько покрепче первого, поволосатее на порядок и потяжелее. И приземлился не так удачно — чего-то там у него нездорово хрустнуло.
— Ой-я-ааа!!! — взвыл мужлан, с трудом поднимаясь и на одной ноге прыгая к заветному углу. — Уби-и-или!!!
— Этого держи — это Федот! — возбужденно крикнул Петя Бутиков, на секунду показываясь в зияющем оконном проеме. — Держи, держи — нужен!
— Ладно, — все так же невозмутимо кивнул Равиль, с неожиданной прытью сократил расстояние между «Волгами» и травмированным мужланом и крепко ударил его резиновой дубиной по черепу. — Стоять! Сидеть! Вы арестованы за нарушение общественного порядка!
— А-а-а! — дико взвыл волосатик, падая на задницу и хватаясь за череп. — Менты позорные!!!
— По машинам, — деловито распорядился слегка запыхавшийся Олег, спустя полминуты выходя из подъезда вслед за соратниками, волокущими извивавшуюся наподобие некормленого циркового питона девицу весьма распутного вида. — Равиль, тащи Федота сюда. Давай — в багажник его!
— Ничего не понял, — растерянно пробормотал Альберт, наблюдая, как соратники упаковывают вяло упиравшегося мужлана в багажник, и болезненно морщась от раздававшегося со второго этажа хорового визга. — В чем, собственно, дело-то? Вы чего тут вообще устроили?!
— Я тебе по дороге расскажу, — торопливо буркнул Олег, захлопывая багажник и прыгая за руль первой «Волги». — А щас надо сваливать — пока не началось…
* * *
…Белогорск Караваеву понравился. Медлительно-ленивый, негромкий, старорежимно массивный, утопающий в пышном пурпуре неторопливо разгоняющейся провинциальной осени — гуляй себе с утра до вечера, дыши чистым воздухом и отдыхай от забот вечно поспешающей куда-то суетливой столицы.
Однако отдыхать Александр Николаевич не собирался — он приехал сюда по делам. И вообще, между нами, в Белогорске ему больше всего понравился лично он сам.
Такой ловкий, мудрый, весь из себя прозорливый и дальновидный — ну просто Остап, да и только. Прилетел не московским рейсом, а орловским — пришлось слегка попутешествовать, дабы ввести потенциального противника в заблуждение. Потолкался немного в аэропорту, специально не уехал сразу, посмотрел, как встречают московский рейс. И обнаружил в толпе несколько подозрительных личностей с лисьими взглядами, что сканировали каждого, спускающегося по трапу (московский вырулил на первую дорожку, пассажиры добирались до здания пешком). Нет, личности, разумеется, могли быть кем угодно: жаждущими клиента таксистами, «кидалами», «ломщиками», специализирующимися на «подкидном прессе», сутенерами и так далее. Но Караваев почему-то решил, что это именно они, злодеи — охотники за информацией.
— Вот оно! — тихо порадовался Александр Николаевич, неспешно направляясь к таксисту, с которым договорился сразу по прибытию орловского. — Извиняйте ребятки, придется вам как-нибудь без меня!
«Европу» — лучший представительский отель Белогорска. Караваев намеренно проигнорировал, а попросил везти его в «Паром» — ведомственную гостиницу речного флота, располагавшуюся на настоящем пароме, что покачивался себе где-то на окраине города, в излучине Белой. Про «Паром» он услышал от нетрезвого речника в форменной робе, что летел вместе с ним из Орла справа по борту. Этот речник рассказывал, что туда, помимо ведомственных, пускают за хорошие деньги чистую публику, а «хачиков» нет совсем, потому как заведующий их на дух не переносит — они якобы у него в позапрошлом году «Волгу» угнали прямо от дома.
В «Пароме» оказалось вполне сносно. Вернее — на «Пароме»: гостиница действительно величаво покачивалась на волнах, у тихого уютного уголка прибрежного парка, на берег вели узкие сходни, на верхней палубе размещался вполне приличный ресторан — часть под навесом, часть в кают-компании, а прямо с кормы можно было арендовать весельную лодку или дюралевую моторку — на предмет покатать по реке и поглазеть на тутошние виды. «Хачиков» здесь, как и обещали, не было, а когда Караваев побеспокоился насчет пьяного хулиганства, консьерж со всей ответственностью заявил, что на этот счет можно не волноваться: таких, которые буйные, просто выбрасывают в воду и обратно не вылавливают, пока не протрезвеют. Все это знают, потому ведут себя тихо.
— Ну и славненько, — тихо порадовался Александр Николаевич, обозревая свой небольшой уютный номерок со спасательным кругом на вогнутой деревянной стене и двумя иллюминаторами, выходящими на парк. — Пообедаем и займемся делами…
